|
– Никто не может запугать фараона, но… Ха-эм, попроси Тах-а по-смотреть по лепесткам лотоса в ее чаше. Антония можно использовать. Сосиген вздрогнул. – Царица! – Погоди, Сосиген. Египет важнее любого живого существа! Я была плохой правительни-цей, вновь и вновь лишенной Осириса! Какое мне дело, что за человек Марк Антоний? Никако-го! В Антонии течет кровь Юлиев. Если чаша Исиды скажет, что в нем достаточно крови Юлиев, тогда, возможно, я сумею взять у него больше, чем он у меня. – Я сделаю это, – сказал Ха-эм, вставая. – Аполлодор, выдержит ли речная баржа Филопатора путешествие по морю в это время го-да? Ее приближенный нахмурился. – Я не уверен, царица. – Тогда выведи ее из укрытия в море. – Дочь Исиды, у тебя есть много кораблей! – Но Филопатор построил только два корабля, и морской корабль сгнил сто лет назад. Если я хочу внушить страх Антонию, я должна прибыть в Тарс с такой помпой, таким великолепием, какого не видел ни один римлянин, даже Цезарь. Квинту Деллию Александрия показалась самым дивным городом в мире. Семь лет назад Цезарь почти разрушил ее, а Клеопатра вернула город к славе, сделав его еще краше. Все особ-няки вдоль Царской улицы были восстановлены; холм бога Пана – Панейон – возвышался над плоским городом, утопающим в зелени; священная территория бога Сераписа – Серапейон – восстановлена в коринфском стиле. И там, где однажды по Канопской улице со скрипом и гро-мыханием катались осадные башни, теперь стояли ошеломляющие храмы и общественные зда-ния, опровергая своим видом факт нашествия чумы и голода. Вот почему, глядя с высоты Па-нейона на Александрию, Деллий подумал, что единственный раз в жизни Цезарь преувеличил степень разрушения, которое он нанес городу. Он еще не видел царицу – важный человек по имени Аполлодор надменно сообщил ему, что она отбыла с визитом в Дельту проверить мастерские по производству бумаги. Поэтому Деллию показали его апартаменты, тоже роскошные, и предоставили его самому себе. Деллий решил не просто прогуляться по городу, он взял с собой писаря, который делал записи широким стилем на восковых табличках. В Семе Деллий весело рассмеялся. – Записывай, Ласфен! «Могила Александра Великого плюс тридцать с лишним Птолемеев в огороженном месте, выложенном отборным мрамором с голубыми и темно-зелеными развода-ми. Двадцать восемь золотых статуй в рост человека. Аполлон работы Праксителя, раскрашен-ный мрамор. Четыре работы из раскрашенного мрамора неизвестного мастера, в рост человека. Картина работы Зевксида, изображающая Александра Великого в Иссе после победы над Дари-ем. Портрет Птолемея Сотера работы Никия…» Хватит писать. Остальные не так красивы. В Серапейоне Деллий просто заржал от удовольствия. – Запиши, Ласфен! «Статуя Сераписа ростом приблизительно тридцать футов, работы Бри-акса, раскрашена Никием. Группа из девяти муз из слоновой кости работы Фидия. Сорок две золотые статуи в рост человека…» – Он остановился, царапнул золотую Афродиту, поморщил-ся. – «Некоторые, если не все, покрыты очень тонким слоем золота, увы, не цельные… Возница и кони в бронзе работы Мирона…» Больше не пиши! Нет, просто добавь «и т. д., и т. д.». Слиш-ком много посредственных работ, недостойных каталога. На агоре Деллий остановился перед огромной скульптурной группой из четырех вздыб-ленных коней, запряженных в гоночную колесницу. Возницей была женщина, и какая женщина! – Пиши, Ласфен! «Квадрига в бронзе с возницей-женщиной по имени Билистиха». Хватит! Здесь больше ничего нет, кроме современных вещей, отличных, конечно, но не представляющих ценности для коллекционеров. Пойдем дальше, Ласфен! Прогулка продолжалась в том же духе. Его писарь оставлял за собой целые свитки из вос-ка, как моль оставляет помет. |
