|
– Поллион переманил Агенобарба на сторону Антония. Это не понравится импе-ратору Цезарю! – Ох, стороны, стороны, – воскликнул Меценат, но как-то равнодушно. – Единственная сторона – это Рим. Агенобарб – горячая голова, Секст, тебе это хорошо известно. Он принадле-жит только самому себе, и он с удовольствием бороздит свой участок моря, считая себя Непту-ном. Не означает ли это, что у тебя у самого в будущем прибавится забот с Агенобарбом? – Не знаю, – ответил Секст с непроницаемым лицом. – Ближе к делу. Этот многоглазый, многоязыкий хищник Слух говорит, что ты сейчас не ладишь с Луцием Стаем Мурком, – сказал Меценат, демонстрируя свою осведомленность не способной это оценить аудитории. – Мурк хочет командовать на равных правах, – вырвалось у Секста. Это было характерно для Мецената: он усыплял бдительность слушателей, и его начинали воспринимать не как ставленника Октавиана, а как друга, достойного доверия. Досадуя на свою неосторожность, Секст попытался исправить ошибку: – Конечно, он не может разделить со мной командование, так как я в нем не уверен. Я до-бился успеха, потому что сам принимаю все решения. Мурк – апулийский козопас, который возомнил себя римским аристократом. «Глядите-ка, кто это говорит, – подумал Меценат. – Значит, прощай, Мурк, да? К этому времени в следующем году он будет мертв, обвиненный в каком-нибудь проступке. Этот высо-комерный молодой негодяй не терпит равных, отсюда его пристрастие к адмиралам-вольноотпущенникам. Его роман с Агенобарбом продлится лишь до тех пор, пока Агенобарб не назовет его пиценским выскочкой». Вся полезная информация получена, но он здесь не для этого. Отказавшись от креветок и от вылавливания новостей, Меценат перешел к своему главному заданию – убедить Секста Помпея помочь выжить Октавиану и Италии. Для Италии это означает полные желудки. Для Октавиана – сохранение того, что он имеет. – Секст Помпей, – очень серьезно начал Меценат два дня спустя, – не мое дело судить тебя или кого-то еще. Но ты не можешь отрицать, что крысы Сицилии питаются лучше, чем народ Италии, твоей собственной страны, от Пицена, Умбрии и Этрурии до Бруттия и Калабрии. Страны твоего города, который твой отец украшал долгие годы. За шесть лет после сражения у Мунды ты нажил тысячи миллионов сестерциев, перепродавая пшеницу, значит, это не вопрос денег. Но если это вопрос, как заставить сенат и народ Рима восстановить твое гражданство и все сопутствующие права, то ты, конечно, понимаешь, что тебе потребуются мощные союзники в Риме. Фактически есть только два человека, имеющие власть, необходимую, чтобы помочь те-бе, – Марк Антоний и император Цезарь. Почему ты так уверен, что это будет Антоний, менее рациональный и, если можно так сказать, менее надежный человек, чем император Цезарь? Ан-тоний назвал тебя пиратом, не захотел слушать Луция Либона, которого ты прислал с предло-жением союза. А сейчас такое предложение делает император Цезарь. Не говорит ли это о его искренности, его заинтересованности в тебе, его желании помочь тебе? От императора Цезаря ты не услышишь обвинений в пиратстве. Встань на его сторону! Антоний не заинтересован, и это неоспоримо. Если есть стороны, из которых надо выбирать, тогда выбирай правильную сторону. – Хорошо, – сердито сказал Секст. – Я встану на сторону Октавиана. Но я требую кон-кретных гарантий, что он замолвит за меня слово в сенате и на собраниях. – Император Цезарь сделает это. Какое свидетельство его доброй воли удовлетворит тебя? – Как он относится к возможности войти в мою семью? – Он будет очень рад. – Я так понимаю, что жены у него нет? – Нет. Ни один из его браков не был фактическим. Он чувствовал, что дочери проституток могут сами стать проститутками. |
