|
Без военного эскорта, в сопровождении четверки друзей и множества слуг Антоний въехал в небольшую, симпатичную деревушку в Каппадокийской Комане, отметив с одобрением ее дорогие дома, сады, обещающие изобилие цветов будущей весной, внушительный храм Ма, возвышающийся на вершине небольшого холма, окруженного березовой рощей, с тополями по обеим сторонам мощеной дороги, ведущей прямо к земляному дому богини Ма. Сбоку от него стоял дворец. Как и у храма, его дорические колонны были голубого цвета с ярко-красными основаниями и капителями, стены позади колонн синие, края крытой дранкой крыши обведены золотом. Молодой человек лет двадцати ждал их перед дворцом, одетый в несколько слоев зеленой кисеи, с круглой золотой шляпой на бритой голове. – Марк Антоний, – представился Антоний, спешиваясь со своего серого в яблоках государственного коня и бросая поводья одному из троих слуг, которых он привел с собой. – Добро пожаловать, господин Антоний, – приветствовал молодой человек, низко кланя-ясь. – Достаточно просто Антония. У нас в Риме господ нет. Как тебя зовут, бритый? – Архелай Сисен. Я – царь, верховный жрец богини Ма. – Не слишком молод для царя, а? – Лучше быть слишком молодым, чем слишком старым, Марк Антоний. Войди в мой дом. Визит начался с осторожного словесного пикирования, в котором царь Архелай Сисен, да-же более юный, чем Октавиан, не уступал Антонию, и тот, будучи по натуре человеком добро-душным, был восхищен умом юноши. Точно так же он мог бы совершенно свободно выносить Октавиана, если бы тот не стал наследником Цезаря. Но хотя здания были красивые и ландшафт достаточно хорош для римлянина, одного часа оказалось вполне достаточно, чтобы понять: каким бы богатством ни обладала некогда богиня Ма в Комане, его уже не осталось. Поскольку между ними и столицей Каппадокии лежало всего пятьдесят миль, друзья Антония готовы были отправиться в путь на рассвете следующего дня, чтобы соединиться с легионами и продолжить поход. – Тебя не оскорбит, если моя мать будет присутствовать на обеде? – почтительно спросил жрец-царь. – И мои младшие братья? – Чем больше, тем веселее, – ответил Антоний, не забывая о хороших манерах. Он уже получил ответы на несколько острых вопросов, но было бы целесообразно убе-диться самому, что за семья произвела на свет этого умного, не по годам развитого, бесстрашно-го парня. Архелай Сисен и его братья были красивы, остроумны, хорошо знали греческую литерату-ру и философию и даже немного математику. Но все перестало иметь значение, как только в комнату вошла Глафира. Как и все жрицы Великой Матери, она стала жрицей богини в тринадцать лет, но в отличие от остальных достиг-ших половой зрелости девственниц, которые должны были расстелить коврик в храме и предло-жить свою девственность первому пришедшему в храм, кому они понравятся, Глафира была царской крови и выбирала себе партнера, где хотела и кого хотела. Первым был римский сена-тор, который стал отцом Архелая, даже не зная об этом. Ей было всего четырнадцать лет, когда она родила мальчика. Отцом следующего сына стал царь Ольбии, потомок лучника Тевкра, сра-жавшегося вместе со своим братом Аяксом у Трои. Отцом третьего сына был неизвестный кра-савец, сопровождавший стадо быков в караване из Мидии. После этого Глафира сказала «хва-тит» и посвятила жизнь воспитанию мальчиков. Ей уже исполнилось тридцать четыре года, но выглядела она на двадцать четыре. Попликола недоумевал, что заставило ее появиться за обедом, если почетный гость извес-тен как отъявленный бабник, но Глафира очень хорошо знала причину. Это не было вожделени-ем. Принадлежавшая раньше Великой Матери, она отказалась от вожделения, унижавшего ее. Нет, она хотела для своих сыновей большего, чем крохотное царство жреца. Она хотела полу-чить как можно большую часть Анатолии, и если Марк Антоний был именно таков, как о нем говорят, то это был ее шанс. |
