|
- Я не знаю, действительно ли он считает свое освещение превосходным или делает это умышленно, но полутьма его совсем не стесняет. Он видит в темноте, как кошка, и по-кошачьи подстерегает добычу. И действительно, глаза старого Пари внимательно следили поверх лежавшей у его блюда груды костей за всем происходящим в зале, тогда как гости более или менее успешно расправлялись с содержимым своих мисок. Взгляд хозяина задержался на Анжелике, потом перешел на Пиксарета, который на законных основаниях сидел справа от своей “пленницы”, затем на Кантора, сидевшего слева от нее. Тем временем золотые кубки были наполнены вином, языки развязались, и начался нескончаемый обмен всякого рода историями. Поначалу в обманчивой полутьме зала Анжелике показалось, что она не знакома ни с кем из присутствующих, но потом она узнала в одном из них человека с фиолетовым пятном на лице, капитана “Единорога” Жоба Симона. Седина стала гораздо заметнее в его густой бороде и всклокоченной шевелюре. Он еще более ссутулился, а в его больших навыкате глазах застыла какая-то тревога. Был там и секретарь Арман Дако. Анжелика даже удивилась, что сразу его не признала, не выделила из “этого сборища бандитов”, поскольку он всегда казался ей человеком с изысканными манерами, хотя и чересчур угодливым. А тут - то ли полутьма была тому виной, то ли ее встревоженное воображение - ей почудилось, что полнота Армана более похожа на болезненную тучность, а его массивный подбородок и полные губы, старательно изображавшие любезную улыбку, свидетельствовали об отвратительной чувственности. Его внимательные глаза живо блестели за стеклами очков, но их казавшаяся огромной оправа придавала ему вид диковатой и злой совы. За столом восседал и духовник Никола Пари - потный, тучный францисканец с раскрасневшейся от выпитого вина рожей. Недалеко от Анжелики сидел также капитан рыболовного Еудна из Фауе, стоявшего на якоре в бухте. Это был человек Другой породы, худой, точно высеченный из гранита. Она заметила, что пил он, как из бочки, но совершенно не хмелел. Опьянение его выражалось лишь в том, что кончик его хрящеватого носа постепенно краснел. Во всем остальном он не менялся, сидел прямо, почти не смеялся и с аппетитам ел. Доброе настроение за столом поддерживал Виль д'Авре, со вкусом рассказывавший доступные всем веселые истории. - Вот послушайте, что произошло со мной однажды, - начал он тихим голосом. У него был дар держать слушателей в напряжении, пока кто-нибудь из тех, кто внимал ему, раскрыв рот, не восклицал: - Губернатор, вы водите нас за нос. - Конечно! - соглашался тот, - но ведь это была лишь шутка. - У него не поймешь, - заметил кто-то, - когда он врет, а когда говорит правду. - А вы знаете, что произошло, когда я отмечал свой последний день рождения? - Нет. - Так вот. Как и каждый год, я собрал в тот день всех моих друзей на борту “Асмодея”, моего прекрасного корабля, этого маленького плавучего Версаля, хорошо вам знакомого... Праздник был в самом разгаре, когда вдруг... - маркиз остановился. - Что вдруг? - Корабль взлетел на воздух. - Ха-ха-ха, - шумно рассмеялись от неожиданности гости. - Вы смеетесь, - сказал Виль д'Авре огорченным тоном, - и тем не менее это чистая правда. Не так ли, дорогая Анжелика? И вы, Дефур, не подтвердите ли мои слова? Корабль был взорван, сгорел и затонул... - Черт возьми! - воскликнул озадаченно Никола Пари, - и как же вы выбрались? - Благодаря вмешательству свыше, - ответил с подчеркнутой набожностью Виль д'Авре, подняв глаза К небу. |
