Вы мне напомнили, что королю дорога каждая минута и он не может тратить время на пустую болтовню. Однако это немного сурово, сударыня.
Легкая краска залила бледное лицо молодой женщины, и она смущенно улыбнулась.
- Я была далека от мысли напоминать вам о тех многочисленных обязанностях, которыми вы обременены, сир. Я простодушно ответила на ваш вопрос. Мне бы не хотелось, чтобы ваше величество сочли за небрежность мое появление перед вами в поношенном платье и с такими скромными драгоценностями.
- Я не отдавал приказа наложить арест на ваше личное имущество. Напротив, я даже специально оговорил, чтобы госпожу де Пейрак оставили на свободе и ни в чем не притесняли.
- Я бесконечно благодарна вам, ваше величество, за внимание, которое вы проявили ко мне, - ответила Анжелика, приседая, - но у меня нет ничего, что принадлежало бы лично мне, и, стремясь поскорее узнать о судьбе мужа, я поспешила в Париж, захватив с собой лишь малую толику вещей да кое-какие драгоценности. Но я пришла вовсе не жаловаться вам на свое бедственное положение, сир. Меня заботит лишь судьба моего мужа.
Она умолкла, сжав губы, чтобы удержать поток вопросов, которые готовы были сорваться с языка: "Почему вы арестовали его? В чем вы его обвиняете? Когда вы вернете его мне?"
Людовик XIV смотрел на нее с нескрываемым любопытством.
- Должен ли я понять вас так, сударыня, что вы, такая красавица, и впрямь влюблены в своего колченогого, отвратительного супруга?
Презрительный тон монарха, словно кинжалом, полоснул Анжелику по сердцу. Она почувствовала невыносимую боль. В глазах ее вспыхнуло негодование.
- Как можете вы так говорить? - с жаром воскликнула она. - Вы же слышали его, сир! Вы слышали Золотой голос королевства!
- Да, в его голосе есть очарование, против которого трудно устоять.
Король подошел к Анжелике и вкрадчивым голосом продолжал:
- Значит, это правда, что ваш муж обладает даром околдовывать всех женщин, даже самых холодных. Мне говорили, что он так горд этим даром, что даже решил создать своего рода школу, назвал свой замок Отелем Веселой Науки и устраивал там сборища, на которых царили разгул и бесстыдство.
"Уж во всяком случае, не такое бесстыдство, как у вас в Лувре", - чуть было не вырвалось у Анжелики. Но она взяла себя в руки.
- Вашему величеству не правильно истолковали смысл этих празднеств. Моему мужу нравилось возрождать в своем Отеле Веселой Науки давние традиции провансальских трубадуров, которые воспитывали галантность по отношению к дамам, превращая это чуть ли не в культ. Конечно, беседы носили и фривольный характер, поскольку говорили о любви, но все - в рамках приличия.
- И вы не ревновали, сударыня, видя, как столь любимый вами муж предается разврату?
- Я никогда не замечала, чтобы он предавался разврату, я имею в виду то, что называете развратом вы, сир. Древние традиции трубадуров учат хранить верность женщине, своей избраннице, будь то законная жена или любовница. Его избранницей была я.
- Однако вы долго не желали смириться с его выбором. Почему же на смену вашему отвращению пришла вдруг столь страстная любовь?
- О, я вижу, ваше величество интересуют малейшие подробности интимной жизни ваших подданных, - сказала Анжелика, на этот раз не сумев скрыть иронии.
Все в ней клокотало от ярости. Ей безумно хотелось бросить ему в лицо что-нибудь очень оскорбительное. Ну, к примеру, спросить: "Может, ваши шпионы каждое утро сообщают вам, кто из знатных подданных королевства ночью занимался любовью?"
Она с большим трудом сдержалась и опустила голову, боясь, что выражение лица выдаст ее чувства. |