— А как же Педро?
— А что с ним? — Луис оглянулся. — Полагаю, он здесь. Может, это и к лучшему! Пусть сам услышит о помолвке, это избавит меня от необходимости объясняться с ним!
Музыка стихла, и он проводил Карен обратно на ее место среди леди в черном. Она села очень прямо, ответив на его поклон скупой улыбкой, и задумалась, когда же можно будет уйти домой, не показавшись бестактной. Карен украдкой шмыгнула носом и в ужасе заметила Рафаэля, стоящего в полуметре от нее и наблюдающего за ней.
— Что вам угодно? — закипая, спросила она.
— А как вы думаете? Я хочу пригласить вас на танец.
Карен стиснула зубы, поняв, что ведет себя недопустимо.
— Извините меня.
Он подал ей руку и осторожно повел к танцующим парам.
— Полагаю, вы собираетесь сказать, что вовсе не горели желанием танцевать со мной?
Карен вскинула голову, но промолчала. Она чувствовала, как краска заливает ее щеки, и очень боялась: вдруг он каким-то образом догадается, что она только и думала, как бы потанцевать с ним.
Рафаэль крепко обнял ее одной рукой. Это было совсем не похоже на танец с Луисом: истинное блаженство! Ощущение его близости было таким острым, что все мысли вылетели у нее из головы, кроме одной — как бы не потерять благоразумие. Карен взяла себя в руки и осознанно улыбнулась ему.
— Я слышала, вы собираетесь объявить сегодня о своей помолвке.
— В самом деле?
Что-то в его голосе насторожило ее, но остановиться она уже не могла.
— Отчего не сделать это прямо сейчас?
Рафаэль еще сильнее прижал ее к себе, но это было объятие несколько другого рода. Карен почувствовала, что он раздражен, но удержаться и не провоцировать его дальше не могла.
— Так что же? — Она резко запрокинула голову, взглянула на него и тут же пожалела — его лицо оставалось спокойным, и невозможно было понять, о чем он думает. У Карен все внутри задрожало.
— Это зависит от того, с кем я должен обручиться.
— С Консуэлой, конечно!
— Конечно.
Карен быстро облизала губы: за его плечами она видела совершенно счастливую Консуэлу, танцующую с Педро. Выполняй она лучше свои обязанности дуэньи, тотчас же придумала бы способ помешать им, — ну хотя бы попросила Луиса вмешаться.
— Могу ли я открыть вам секрет? — сказал Рафаэль ей на ухо.
Она отрицательно покачала головой:
— Нет! Пожалуйста, не надо! Уверена, это что-то неприятное, и я действительно не хочу ничего слышать!
Его глаза озорно сверкнули.
— Я полагаю, вы просто боитесь! Но такое поведение совсем не соответствует женщинам с таким цветом волос, вы не думаете?
— Не вижу причин, почему трус не может быть рыжим!
Он засмеялся, и его смех разнесся по комнате, вызывая у присутствующих улыбки.
— Ну и признание, — поддразнил он Карен.
Она тоже улыбнулась.
— Это не просто признание, — возразила Карен. — Это мое глубокое убеждение, то есть, — сбилась она, — я хочу сказать, благоразумие — это часть достоинства, а не трусость.
— Понимаю.
— Что именно? — спросила Карен, не будучи уверенной, что сама понимает что-либо.
— Меня восхищает ваше стремление быть благоразумной. Разумеется, я прекрасно понимаю, как вам нелегко, поскольку вы решили женить меня на Консуэле.
— Я ни на чем таком не настаиваю! Вы сами сказали, что собираетесь жениться на ней. Еще при нашей первой встрече!
— В самом деле? — В его голосе звучало удивление. |