– Здесь ничего нет! О чем ты говоришь?

Билл открыл рот, чтобы что‑то сказать, но не мог вымолвить ни единого слова. Он не верил, что вновь оказался здесь и действительно говорит обо всем этом с другим человеком. С копом – ни больше ни меньше. Он снова попробовал заговорить:

– Здесь я его схоронил.

В самом деле? Он в самом деле совершил это? Казалось, с тех пор протекла вечность, что все было просто дурным сном.

– Ты ведь вроде бы говорил, на кладбище?

Он посмотрел на детектива.

– Не можем же мы въехать через главные ворота в два часа ночи, правда?

– По‑моему, эта идея не самая лучшая, – заметил Аугустино. – Я могу раздобыть ордер на эксгумацию...

Билл сунул фонарик в карман куртки, открыл дверцу и вышел. Открыл заднюю дверцу, вытащил лом и лопату.

– Иди добывай. Я тем временем переберусь через стену и буду копать.

Сердцем и разумом он был уверен, что Раф солгал. Он убеждал себя в этом в течение всей поездки на север. Но давно подавленные сомнения вырвались на свободу, огнем разгорались внутри, в кишках, комом поднимались к горлу. Он должен удостовериться. Об ожидании ордера на эксгумацию не может быть речи. Он хочет оставить весь этот кошмар позади раз и навсегда. Сегодня. Сейчас.

Билл влез на капот машины, перебросил лопату и лом через стену и начал карабкаться сам.

Ренни заволновался, увидев, как Райан взбирается на стену. Безумие нарастало с каждой минутой. Он позволил рехнувшемуся расстриге‑священнику, насильнику и убийце ребенка, протащить себя через все Восточное побережье. Как можно решиться последовать за Райаном на пустынное кладбище?

«Я тоже, должно быть, свихнулся».

Но назад поворачивать поздно.

– Черт! – сказал он.

Хватил кулаком по приборной доске. Потом, сыпля проклятиями, полез за священником через стену.

На другой стороне было темно, и на мгновение он испугался насмерть. Где‑то рядом безумный убийца с новехоньким ломом. Ренни пригнулся и вытащил пистолет.

Потом перед ним, футах в десяти, блеснул луч фонаря. Там стоял Райан, как статуя, освещая клочок земли у себя под ногами. Ренни осторожно приблизился.

– Вот это место, – сказал Райан. Голос его был хриплым, чуть слышным.

– Тут нет отметки. Как ты можешь узнать без отметки?

Я помню, где копал. Такое не забывается. Смотри – тут трава не растет.

Ренни уставился на голую землю. Кругом росла редкая, потемневшая зимняя травка – кругом, но не здесь.

– Но ведь тут было вскопано, – сказал Ренни, топая ногой по голой земле, – вот и не растет.

Священник вонзил острие лопаты в твердую мерзлую землю.

– Прошло уже много времени.

– Ну, нет травы, ну и что?

Голос священника прошелестел едва слышно.

– Я вижу это не в первый раз.

Ренни не мог разглядеть лицо Райана, но чувствовал, что священника охватил истинный ужас. Он вдруг осознал, как холодно в феврале здесь, в Нью‑Йорке, и ему страшно захотелось опять оказаться сейчас в Северной Каролине.

– Давай покончим с этим.

Он держал фонарик, а священник копал. Работа тяжелая – пробиваться через твердый, словно гранит, верхний слой земли, и время от времени Ренни порывался помочь, но не мог рисковать. Он не мог повернуться спиной к этому человеку и дать ему шанс превратить могилу в братскую – если, конечно, это на самом деле могила.

Когда промерзшая земля была раскопана, у священника, добравшегося до нижних слоев, дело пошло быстрей. Погрузившись в яму по бедра, он отбросил лопату в сторону и скрылся из виду.

Ренни придвинулся поближе. Райан стоял на коленях и разгребал грязь голыми руками.

– Что ты делаешь?

– Не хочу ударить его лопатой.