– Ты себя вообще слышишь? – Дима резко поднимается с кровати и начинает ходить по комнате. – Встреча, предначертанная судьбой? Ты – муза Александра Милошевича? Тебе самой не смешно?

– Ни капельки.

– Тогда я ошибался…

Дима тяжело вздыхает, его плечи опускаются, взгляд тускнеет. Он смотрит куда то в пол, крепко сжимает пальцами спинку стула и молчит. Тишина уничтожает нас, давит на сознание, сплющивает мысли. Казалось, мы всегда будем понимать и поддерживать друг друга, но надежды разбились о суровую реальность. Не сможет Димка помочь советом, не пошутит, чтобы унять волнение, не отвлечёт бездумными разговорами.

Не верится, что такая ерунда может разрушить нашу дружбу.

– Ладно, Дим, объясни, что тебя напрягает в сложившейся ситуации? Я хочу понять. Мы же друзья, мы должны разговаривать, а не сидеть в тишине, сосредоточившись каждый на своих эмоциях. Пожалуйста, не молчи, меня это убивает.

Он зарывает ладонь в волосы, ерошит их, затем отодвигает ближайший стул и садится.

– Хорошо, Тина. Будь по твоему. Для начала ответь на простой вопрос: сколько так называемых муз было у Александра Милошевича?

Облизываю губы, хмурюсь и пытаюсь подсчитать. В памяти всплывают все совместные фото из соцсетей за пять или шесть лет, песни, посвященные разным девушкам. Загибаю пальцы на одной руке, затем на второй. Мне не нравится вопрос Димы, но я сама умоляла о разговоре.

– Точно не знаю, но за пять лет у него было примерно восемь девушек. Может, больше. Алекс влюбчивый, он же творческая личность.

– И каждая была его музой?

– Да. Но девушки сами его бросали, а он потом страдал.

– Бедняжка, – с издёвкой произносит Дима. – И с чего ты взяла, что с ним расставались, а не он был инициатором разрыва?

– Это же очевидно! Алекс часто в разъездах, мало кто выдержит несколько месяцев без любимого человека.

– Возможно. Хотя и притянуто за уши. И после этого ты реально веришь, что станешь для Милошевича единственной и незаменимой музой? Что он позовёт тебя в Питер, признается в любви и будет посвящать тебе все песни? И ни за что не бросит, когда вдохновение покинет его творческую натуру?

– Так далеко я не думала…

– Тин, признайся, ты вообще ни о чём не думала.

– Да! Потому что впервые за два года я счастлива. Не хочу ничего анализировать, хочу жить здесь и сейчас, видеть мир, общаться с талантливыми людьми, задыхаться от переполняющих эмоций. Дим, я не знаю, что ещё сказать. Есть же крылатая фраза: лучше сделать и пожалеть, чем жалеть о том, что не сделал.

– Тина, Тина, почему всё так по дурацки вышло? – Димка закрывает лицо ладонями, трёт переносицу, где залегла глубокая складка.

– Но всё же хорошо. Я уезжаю на один день, вернусь в воскресенье. Ничего плохого со мной не случится. Это же Алекс, ему можно доверять.

– Нет уж, увольте – незнакомцам я не доверяю, – лицо Димы становится жёстким, а в голосе появляются грубые нотки. – Ты правда готова к взрослой жизни, Тина? Надеюсь, ты понимаешь, что тридцатилетний мужик не захочет с тобой в настольные игры рубиться или посещать оперу раз в месяц. Ему другое нужно. И вряд ли он станет ждать несколько месяцев, пока ты созреешь.

– Зачем ты так? – мой голос дрожит и срывается, на глаза наворачиваются слёзы.

– Я говорю правду. Хочешь взрослой жизни – трезво оценивай все её последствия. Чтобы потом не звонила и не рыдала мне в трубку, когда разочаруешься в талантливых людях и великолепном Алексе.

Полгода назад я призналась Диме, что в свои почти двадцать не испытываю никакого интереса к интимной стороне отношений.