От Москвы-реки донесся тугой гул церковного колокола Храма Христа Спасителя.

Взгляды обоих пересеклись. И оба поняли, что припомнилось им одно и то же: заливистый звон церкви Всех Святых на Кулишках — под банковскими окнами.

— Да-а, — выдохнул Второв. — Част-то в-вот думаю: для ч-чего все б-было? Для чего столько всего, чтобы вот так кончилось?..

Он потряс головой, раздраженный внезапной для самого себя откровенностью, и, боясь услышать ответ, нетерпеливо замахал здоровой рукой:

— Н-ну, иди, Иван В-васильич. П-поговорили и…иди.

Рублев повернулся.

— Ив-ван В. в… — окликнул его Второв. — Ты в-вот что…д-держись т-там.

— Постараюсь, — благодарно кивнул Рублев. — Может, тебе что надо? Помочь хоть чем?

— Иди же ты, н-наконец! Что ж так н-не п-понимаешь-то?! — с ненавистью выкрикнул Второв.

Рублев кивнул тягостно и пошел к машине.

Возле ограды обернулся на громкий женский крик. — Нашла-таки! — с противоположной стороны к скамейке спешила женщина в накинутом пальто. Рублев вгляделся: это была бывшая жена Второва. — И что ж ты такой непослушный! Как дорогу-то перешел, Господи? Ведь задавили бы. Как свят, задавили бы!

Она подбежала к сидящему, который, откинув в сторону негнущуюся ногу и навалившись на трость, с усилием поднимался.

— Да не мучайся, помогу. Пойдем потихоньку. Там и бульончик готов. И сериал твой скоро начнется.

В хлопотливом голосе ее причудливо перемешались страдание и радость. Когда-то они разошлись, потому что на неё его не хватало. Теперь он принадлежал ей — без остатка.

Вернувшийся в машину Рублев склонился на руль.

— Страшно-то как, — пробормотала Осипян. — Вчера еще глыба. А сегодня — вот так. У него хоть деньги на жизнь остались?

— Что? — Рублев поднял голову. Он был захвачен своими мыслями. — Да, конечно. Для чего только? Вот есть миллион, есть десять, есть сто! Ведь, строго говоря, прожить безбедно достаточно и миллиона. Но нет, ты стремишься к десяти. А лучше — к ста и более! И так бесконечно. Почему?!

Он требовательно посмотрел на Осипян.

— Деньги. Вечная цель человечества, — пожала плечиком та. Банальный вопрос вызвал банальный ответ.

— Да вот не цель же! — Рублев рассердился. — Вот плохо и мелочно, если цель. И заведомо обречено. Потому что тебя же они и сожрут. Никто не рождается шлаком! Шлаком становятся! Понимаете?

Увидел, что она не понимает.

— Да где тебе! Баба и есть баба, — раздраженно выкрикнул человек, еще за минуту до того бывший безукоризненно вежливым профессором. — Мы вот с ним, с Володей начинали. И цель-то была! — не находя слов, Рублев потряс руками. — Великая! Империю финансовую создать! Чтоб на всю страну! Технологии научные поднять и через банк — запускать в промышленность! Вроде как обновление через стволовые клетки. Как американцы через автомобили поднялись, а мы чтоб через инновационное финансирование! И в роли сердечника наш банк. Над нами сперва смеялись. А мы-то двигались! И вполне могли достичь своего. Могли же! — он с невольным укором глянул на ковыляющую по бульвару фигуру. — Вот где цель! А деньги что? Средство. А потом у Володи произошла вроде как подмена цели. Захватило его всевластие. Все больше и больше захотелось! Уже неважно, для чего. Важно достичь. И как с высоты рухнул, так сразу и надломился. Я так про эту его болезнь думаю. Денег-то на дожитие у него преизрядно.

Он виновато повернулся к спутнице. На него с живым интересом смотрели огромные глаза-маслины.