Господи! Что же это за тоска то такая? Шел за окном ноябрьский снег, наворачивали на глаза слезы, снизу неслась гортанная арабская речь…

– Андрей, – пробивался в сознание голос Саида. – Андрей, с тобой хочет поговорить мой старший брат. Ты слышишь, Андрей?

Обнорский механически взял в руки протянутую трубку. И сразу услышал спокойный доброжелательный голос, произносящий длинное и замысловатое восточное приветствие. Человек на том конце провода говорил на классическом арабском, уснащая свою речь витиеватыми оборотами.

Русский журналист Андрей Обнорский, обвиняемый в незаконном хранении огнестрельного оружия, сидел на верхней шконке СИЗО Кресты и держал в руках нелегальный «панасоник». За окном летел ноябрьский снег… бред какой то!

– …Я не могу словами выразить всю глубину моей благодарности вам, Андрей, за то, что вы сделали для моего брата.

– У меня тоже есть младший брат.

– О о, это замечательно! Я бы хотел познакомиться с ним и сделать ему подарок.

– Это лишнее, – не очень вежливо сказал Обнорский.

Араб помолчал секунду другую, потом сказал:

– Господин Андрей, я действительно очень, очень благодарен вам за моральную поддержку, которую вы оказали брату. Саид сказал, что был уже на грани сумасшествия или самоубийства… Вы спасли моего брата. Я знаю, что вы сами в очень нелегком положении. Скажите, что я могу для вас сделать?

– Да собственно… Спасибо, у меня все есть.

– Андрей! Поймите меня, пожалуйста, правильно: у нас не очень большие возможности здесь, в России. Но у нашей семьи есть деньги. Деньги открывают разные двери, в том числе и тюремные. Я могу нанять лучших адвокатов. Я могу организовать пиар кампанию в международном масштабе. Наш дядя занимает высокий пост в ООН. И все это будет очень маленькой платой за спасение моего брата. Наша семья всегда останется перед вами в неоплатном долгу, господин Андрей.

– Пустое, – ответил Обнорский. – Я благодарю вас за добрые слова, но, видит Аллах, я не сделал ничего особенного… Мне ничего не нужно. Хотя… знаете что?

– Я внимательнейше внимаю вам, господин Андрей.

Обнорский замялся на несколько секунд. Деваха на набережной перестала симафорить, сунула в рот сигарету и медленно побрела в сторону Литейного моста. На снегу отпечаталась цепочка следов.

– Есть одна женщина, – сказал Андрей. – Она… она вынуждена скрываться где то в Европе. Если бы вы смогли…

Он снова замолчал, и араб доброжелательно его подбодрил:

– Да, да, Андрей… я слушаю вас.

– Если бы вы смогли ее найти… Или как то дать знать о моем положении… Для меня это очень важно.

– Я понял. Как зовут эту даму?

– Рахиль Даллет.

На том конце провода на секунду воцарилась тишина.

– Она еврейка? – спросил араб. Голос звучал напряженно.

– У нее израильское подданство, – ответил Обнорский.

– Извините, Андрей, мой вопрос был совершенно неуместен и не имеет никакого значения… Примите мои извинения (и кому то другим голосом: – Запиши – Даллет Рахиль). Наша семья предпримет все возможные усилия, чтобы найти эту даму.

– Но я попрошу вас учесть один нюанс: проблема эта весьма деликатного свойства. Найти госпожу Даллет будет не просто… Более того – к этому делу ни под каким видом нельзя привлекать официальные власти.

– Я понял вас, – ответил араб. – У этой дамы есть основания скрываться?

– Да, к сожалению, это так…

– Тогда, может быть, мы сочетаем негласный розыск с пиар кампанией? Какие западные издания регулярно читает мадам Даллет?

– «Ньюсуик», – не задумываясь сказал Андрей Он вспомнил, что в шведском доме Катерины всегда присутствовал свежий номер «Ньюсуик».