– Ладно, рассказывай теперь ты, Андрюха.
– Да что рассказывать? Сижу на нарах, как король на именинах.
– Все, – жестко сказал подполковник. – Все как на духу. И учти – я здесь вообще то нелегально нахожусь. Официально я в санатории после ранения.
– Ясно, – отозвался Андрей. Историю своей посадки он изложил лаконично и четко. Кудасов задал всего несколько уточняющих вопросов. Задумался. Обнорский курил принесенный Никитой «Кэмэл».
– Значит, говоришь, Чайковский, – сказал наконец подполковник. – Я Витьку знаю. Он опер толковый, но с закидонами… А вот с Блиновым не знаком.
– Блинов, скорее всего, совсем ни при чем, – отозвался Обнорский. Он наслаждался хорошими сигаретами и обществом Никиты. – Как и следак. Там всю тему этот композитор разруливает. Да и Березов – всего лишь шестерка. Приказали – сделал.
– Кто приказал, знаешь?
– Нет. Думаю – Палыч или Бабуин. Это, как говорится, не суть важно. Интересней, кто приказал Чайковскому.
– А предположения есть?
– Есть, – ответил Андрей. – Некто Наумов Николай Иваныч. Знакомое имя?
Никита даже присвистнул. Посмотрел на Андрея с удивлением.
– Да ему то ты как дорогу перешел?
– Вот этого я тебе, Никита Никитич, не скажу. Извини. Но намекну: сам по себе я Наумову не очень нужен. Я всего лишь заложник. Поэтому обо мне беспокоиться нечего – будут меня беречь как зеницу ока.
Никита тер подбородок сильной ладонью. Все то, что рассказал Андрей, не укладывалось в привычные рамки. Каждое преступление имеет конкретную цель: иногда легко читаемую, иногда замаскированную… Но тем не менее логически объяснимую, мотивированную. В случае с Андреем все выглядело в достаточной степени неясно… Детективчиком отдавало, мешаниной из Чейза и Юлиана Семенова. Было от чего задуматься. В жизни то все ведь проще. Мотив, как правило, корыстный и лежит на поверхности. А в случае с Андреем все в достаточной степени странно: если бы его захотел наказать Палыч, то в ментовскую камеру Обнорский не попал бы. Но если не месть, то что? Какая то компрометирующая информация на Наумова, попавшая к Андрею? Сомнительно… да и метод защиты от компры весьма ненадежный. А безмотивных преступлений не бывает. За исключением хулиганки да действий сумасшедших.
– Никита! – позвал Андрей. Кудасов вскинул голову. – Никита, брось ты… Я не могу тебе сейчас ничего объяснить. Тем более что и сам многого не понимаю…
– Ладно. Будем с этой ситуацией разбираться. Чудес то не бывает, – сказал подполковник. Потом задумался и произнес: – Кстати, Андрюха, о чудесах… Ничего не хочешь сказать? Дело то не только тебя касается.
– Что ты имеешь в виду?
– То самое, Андрей, то самое… Твой необычный дар.
– Видит Бог, я и сам ничего не понимаю.
– Да, но ты умеешь прогнозировать события. Объясни – как?
– Ни хрена я не умею, Никита. Посуди сам если бы я умел – разве сидел бы сейчас здесь? Это совершенно от меня не зависит. Бывают иногда вспышки какие то… озарения, что ли? Но управлять этим я не могу. Это, знаешь, как молния – в какой момент и в какое место ударит – неизвестно.
Кудасов промолчал. Он был в известной степени разочарован. Расследование по разборкам, которые устроил Антибиотик после выхода из тюрьмы, топталось на месте. Никита посмеивался над собой иронизировал, но в глубине души надеялся: вдруг Андрюха поможет?
Но чуда не произошло. Они проговорили еще минут пятнадцать, потом Кудасов ушел. Кудасов ушел, и Андрею стало тоскливо тоскливо. Так тоскливо и одиноко, как, кажется, никогда еще не было.
Наступил девяносто пятый год… Страшно он начался, трагично, кроваво. |