Этого мало, сволочь (ей шестой десяток лет), мы доведем тебя до трехсот сорока, чтобы ты сдохла, гадина, без всяких
синяков, без побоев, без переломов. Нам только спать тебе не давать!" И если Скрипникова после ночи допроса закрывала днем в камере глаза,
врывался надзиратель и орал: "Открой глаза, а то стащу за ноги с койки, прикручу к стенке стоймя!"
И ночные допросы были главными в 1921 г. И тогда же наставлялись автомобильные фары в лицо (рязанское ЧК, Стельмах). И на Лубянке в 1926 г.
(свидетельство Берты Гандаль) использовалось амосовское отопление для подачи в камеру то холодного, то вонючего воздуха. И была пробковая
камера, где и так нет воздуха и еще поджаривают. Кажется, поэт Клюев побывал в такой, сидела и Берта Гандаль. Участник Ярославского восстания
1918 г. Василий Александрович Касьянов рассказывал, что такую камеру раскаляли, пока из пор тела не выступала кровь; увидев это в глазок, клали
арестанта на носилки и несли подписывать протокол. Известны "жаркие" (и "соленые") приемы "золотого" периода. А в Грузии в 1926 г.
подследственным прижигали руки папиросами; в Метехской тюрьме сталкивали их в темноте в бассейн с нечистотами.
Такая простая здесь связь: раз надо обвинить во что бы то ни стало - значит неизбежны угрозы, насилия, и пытки, и чем фантастичнее
обвинение, тем жесточе должно быть следствие, чтобы вынудить признание. И раз дутые дела были всегда - то насилия и пытки тоже были всегда, это
не принадлежность 1937 года, это длительный признак общего характера. Вот почему странно сейчас в воспоминаниях бывших зеков иногда прочесть,
что "пытки были разрешены с весны 1938 года" <Е. Гинзбург пишет, что разрешение на "физическое воздействие" было дано в апреле 38 года. В.
Шаламов считает: пытки разрешены с середины 38-го года. Старый арестант М-ч уверен, что был "приказ об упрощенном допросе и смене психических
методов на физические". Иванов-Разумник выделяет "самое жестокое время допросов - середина 38-го года".>. Духовно-нравственных преград, которые
могли бы удержать Органы от пыток не было никогда. В первые послереволюционные годы в "Еженедельнике ВЧК", "Красном мече" и "Красном терроре"
открыто дискутировалась применимость пыток с точки зрения марксизма. И, судя по последствиям, ответ был извлечен положительный, хотя и не
всеобщий.
Вернее сказать о 1938 годе так: если до этого года для применения пыток требовалось какое-то оформление, разрешение для каждого
следственного дела (пусть и получалось оно легко), - то в 1937-38-м в виду чрезвычайной ситуации (заданные миллионные поступления на Архипелаг
требовалось в заданный сжатый срок прокрутить через аппарат индивидуального следствия, чего не знали массовые потоки, "кулаческий" и
национальные) насилия и пытки были разрешены следователям неограниченно, на их усмотрение, как требовала их работа и заданный срок. Не
регламентировались при этом и виды пыток, допускалась любая изобретательность.
В 1939-м году такое всеобщее широкое разрешение было снято, снова требовалось бумажное оформление на пытку и может быть не такое легкое
(впрочем, простые угрозы, шантаж, обман, выматывание бессонницей и карцером не запрещались никогда). Но уже с конца войны и в послевоенные годы
были декретированы определенные категории арестантов, по отношению к которым заранее разрешался широкий диапазон пыток. Сюда попали
националисты, особенно - украинцы и литовцы, и особенно в тех случаях, где была или мнилась подпольная цепочка и надо было ее всю вымотать, все
фамилии добыть из уже арестованных. |