|
Но суть та же. И только в одном Вышинский не дотянул, отступил от диалектической логики: почему-то ПУЛЮ он оставил АБСОЛЮТНОЙ... Так, развиваясь по спирали, выводы передовой юрисдикции вернулись к доантичным или средневековым взглядам. Как средневековые заплечные мастера, наши следователи, прокуроры и судьи согласились видеть главное доказательство виновности в признании ее подследственным <Сравни 5-е дополнение к конституции США: "запрещается давать показания против самого себя". ЗАПРЕЩАЕТСЯ!.. (То же и в билле о правах XVII в.)>. Однако, простодушное Средневековье, чтобы вынудить желаемое признание, шло на драматические картинные средства: дыбу, колесо, жаровню, ерша, посадку на кол. В двадцатом же веке, используя и развитую медицину и немалый тюремный опыт (кто-нибудь пресерьезно защитил на этом диссертации), признали такое сгущение сильных средств излишним, при массовом применении - громоздким. И кроме того... И кроме того, очевидно еще было одно обстоятельство: как всегда, Сталин не выговаривал последнего слова, подчиненные сами должны были догадаться, а он оставлял себе шакалью лазейку отступить и написать "Головокружение от успехов". Планомерное истязание миллионов предпринималось все-таки впервые в человеческой истории и при всей силе своей власти Сталин не мог быть абсолютно уверен в успехе. На огромном материале опыт мог пройти иначе, чем на малом. Мог произойти непредвиденный взрыв, геологический сброс или хотя бы всемирное разглашение. Во всех случаях Сталин должен был остаться в ангельски-чистых ризах. Поэтому надо думать, не существовало такого перечня пыток и издевательств, который в типографски отпечатанном виде вручался бы следователям. А просто требовалось, чтобы каждый следственный отдел в заданный срок поставлял трибуналу заданное число во всем сознавшихся кроликов. А просто говорилось (устно, но часто), что все меры и средства хороши, раз они направлены к высокой цели; что никто не спросит со следователя за смерть подследственного; что тюремный врач должен как можно меньше вмешиваться в ход следствия. Вероятно, устраивали товарищеский обмен опытом, "учились у передовых"; ну, и объявлялась "материальная заинтересованность" - повышенная оплата за ночные часы, премиальные за сжатие сроков следствия; ну, и предупреждалось, что следователи, которые с заданием не справятся... А теперь если бы в каком-нибудь ОблНКВД произошел бы провал, то и его начальник был бы чист перед Сталиным: он не давал прямых указаний пытать! И вместе с тем обеспечил пытки! Понимая, что старшие страхуются, часть рядовых следователей (не те, кто остервенело упиваются) тоже старались начинать с методов более слабых, а в наращивании избегать тех, которые оставляют слишком явные следы: выбитый глаз, оторванное ухо, перебитый позвоночник, да даже и сплошную синь тела. Вот почему в 1937 году мы не наблюдаем - кроме бессонницы - сплошного единства приемов в разных областных управлениях, у разных следователей одного управления <Есть молва, что отличались жестокостью пыток Ростов н/Д и Краснодар, но это не доказано>. Общее было все же то, что преимущество отдавалось средствам так сказать легким (мы сейчас их увидим), и это был путь безошибочный. Ведь истинные пределы человеческого равновесия очень узки и совсем не нужна дыба или жаровня, чтобы среднего человека сделать невменяемым. Попробуем перечесть некоторые простейшие приемы, которые сламывают волю и личность арестанта, не оставляя следов на его теле. |
