— Это общая дорога, — пожала плечами гномиха, — каждый едет по ней, как хочет.

* * *

— Репетиция, репетиция! — надрывается Пан на вечернем привале. — Потом поедите, сначала репетиция!

— Да хватит командовать, — машет на него лапой табакси. — Сами разберемся!

— Сами вы будете только тешить свою лень и бездарность! — возмущается режиссёр, но на него никто не обращает внимания.

Фаль с Завирушкой и Кифри отыгрывают новую сценку. В ней Падпараджа помогает Мье втайне от мужа приобрести новое очень дорогое платье, выстраивая вокруг этого целую комическую интригу с переодеваниями и нелепыми ситуациями. Муж, которого играет Кифри, выглядит полнейшим болваном. Полчек, сидящий в кресле у сцены, на ходу пишет реплики и выкрикивает их актерам. Драматург очень весел и очень пьян.

— Кажется, никогда в жизни не был так беззаботен! — говорит он Спичке.

— Просто ты никогда так много не пил, — отзывается дварфиха, шуруя поварёшкой в котле.

— Начинаю думать, что напрасно, — смеётся Полчек.

Франциско, стоящий рядом с дежурной бутылкой в руках, вздыхает и закатывает глаза.

— Мастер! — обращается к Полчеку Эд. — Мои сиблинги тоже хотят участвовать.

— Так в чём же дело?

— Для нас нет ролей.

— Ну… не знаю, — задумчиво смотрит на голиафа драматург. — Не слишком ли вы серьёзны для буффонады?

— Мы не знаем, Мастер. Но мы хотим участвовать. Мы актёры, наше место — сцена.

— Так идите на неё и придумайте что-нибудь, — отмахивается Полчек. — Именно так теперь создаётся искусство.

Голиафы (большие, лысые, плечистые и немного нелепые) переминаются на сцене и смотрят друг на друга с сомнением. Раньше их всегда прикрывала иллюзия, и без неё им как-то неуютно.

— Не знаем мы, что на подмостках

теперь изображать нам должно,

ведь роль для нас не написали! — жалуется, в конце концов, Шензи.

— Мы лишь простые лицедеи,

из тех, что говорят по тексту,

внимая пьесе и суфлёру, — добавил Банзай.

— В нас нет талантов драматурга

или уменья рифмоплётства,

и самомненья режиссёра… — подтвердил растерянно Шензи.

— Мои сиблинги хотят сказать, — пояснил Эд, — что мы не знаем, что нам делать. Мы не можем жить без сцены, но не умеем ничего смешного.

— Как же не умеете? — громко удивилась Завирушка. — Вы очень смешно разговариваете.

— Манера наша говоренья

для нашей местности обычна

и не считается забавной

на пустошах Дулаан Заха, — недовольно сказал Шензи.

— Великий бард, из великанов,

Бильдям Шикспар, весьма известный,

так написал все наши саги,

которые все с детства учат, — уточнил Банзай.

— И так мучительно ученье,

вбивающие в наши бошки

его божественные строки,

Что позабыть их невозможно, — закончил мысль Шензи.

— Мои сиблинги хотят сказать, — развёл мощными руками Эд, — что всех детей нашего народа заставляют наизусть заучивать строки нашего величайшего менестреля. Это единственное уцелевшее культурное наследие после того, как нефилимы уничтожили Жендрик, империю великанов, а эльфы добили выживших. Тридцать восемь пьес и сто пятьдесят четыре сонета, спасённые одним из беглецов на беду будущим поколениям.