-  Здрасьте, тетя Лотта! - сказал я.

    -  Алик? - Носик сморщился, принюхиваясь. - Ты один?

    -  Один я, один, тетя Лотта. - Я говорил добродушно и нарочито весело, держа руки на виду и пытаясь излучать добропорядочность.

    Словно зверька успокаивал.

    Дверь на миг захлопнулась и почти сразу же открылась полностью, пропуская на площадку тетю Лотту - сухонькую бабульку в ситцевом халатике и войлочных шлепанцах. Руки ее были мокрыми (готовила, должно быть, или стирала), она держала их на весу, и впрямь напоминая поднявшегося на задние лапки зверька.

    -  Алик, - еще раз сказала тетя Лотта, и мелкие черты ее морщинистого личика сложились в удивленно-радостную гримасу. - Ты чего тут шумишь, Алик? Забыл что-то у Ерпалыча, да? Я знаю, ты утречком сидел у него, небось водку хлестали, я все знаю, Алик, даром что старая…

    -  Забыл, тетя Лотта, - я решил не вдаваться в подробности. - Ты не знаешь, где Ерпалыч?

    -  Да где ж ему быть, как не дома? Я цельный день, почитай, никуда не выходила, только мусор выбрасывала - слыхала бы, когда б он дверью хлопал… Дома он, Алик, дома! Ты позвони-ка еще разок, он откроет…

    Я машинально нажал на кнопку звонка. В Ерпалычевой квартире злобно захрипело, забулькало - и минутой позже что-то упало на пол.

    Что-то тяжелое и мягкое.

    Во всяком случае, звук был именно такой.

    И тогда я принял решение.

    -  Ты, тетя Лотта, постереги тут, а я мигом. - И я сорвался вниз по лестнице, перепрыгивая по полпролета, споткнувшись о наружный порожек и кубарем выкатившись во двор, со всей возможной скоростью несясь по слабо освещенной улице и жалея только об одном - что я не кентавр.

    * * *

    На обратном пути я уже не жалел об этом, потому что мчался верхом на Фоле, второй раз за сегодняшний вечер по одному и тому же маршруту, а следом за нами раненным в задницу Калидонским вепрем ревел Риткин «Судзуки», надрываясь под суровым сержантом-жориком и плюя на все ограничения скорости - хорошая машина, служебная, заговоренная… Мокрый снег сек наши лица, редкие фонари испуганно шарахались в стороны, всплескивая суматошными тенями - а позади недоуменно гудела толпа в дверях «Житня», и Илюша Рудяк в меховой безрукавке объяснял новичкам, что это Алик-писака, значит, нечего зря нервничать и студить заведение, пошли внутрь, и все пошли, кроме гнедого кентавра с похабной татуировкой на плече, который все стоял, окутанный метелью, и смотрел нам вслед со странным выражением лица…

    8

    Дверь вынес Фол.

    С одного удара.

    Только что он скакал впереди всех по лестнице, развернув колеса поперек туловища и совершая такие немыслимые телодвижения, что бедная тетя Лотта при виде этого ужаса вжалась в стену, забыв дышать - и вот Фол уже разворачивается на крошечном пятачке лестничной площадки, чудом не зацепив старушку, и с места берет крейсерскую скорость, набычившись и вытянув хвост струной.

    В дверь он вписывается правым плечом. Раздается дикий треск - и я едва успеваю подхватить тетю Лотту, а набегающий сзади Ритка зачем-то сует ей под нос свое синее удостоверение, чем сразу приводит бабку в чувство, похлеще нашатыря.

    -  Алик! - благим матом ревет Фол из недр квартиры. - Давай сюда! Со стариком плохо!..

    И я «даю сюда» - поскольку тетя Лотта теперь в состоянии стоять сама.