— Чем это так вкусно пахнет? — спросил он, нырнув носом в ее волосы.

— Шампунь…

— А что ты говорила про завтрак? — напомнил ей Джек.

— А что бы ты хотел? — нежно поинтересовалась женщина.

— Блинчики с кленовым сиропом. Традиционный нью-йоркский завтрак. Я работал четыре часа. Можешь представить, как я проголодался!

— Неужели ты так и не лег? — восхищенно, но вместе с тем обеспокоено воскликнула влюбленная женщина.

— Представь себе. Муза — женщина строгая. Поднимет из постели и вырвет из самых нежных объятий на свете, — промурлыкал Джек Девлин.

Жар рассветного солнца оказался обманчивым.

Когда влюбленные вышли на улицу, их обожгло морозным воздухом. Кутаясь в пальто, накинутые на легкую домашнюю одежду, и прижимаясь друг к другу, как птички на обледенелых проводах, они пересекли проезжую часть.

С лучезарными улыбками на лицах они влетели в любимое кафе Джека. Он поцеловал ледяную руку Мел и еще раз посмотрел на нее долгим озадачивающим взглядом, от которого ей хотелось и смеяться и плакать.

Он никогда еще не был так полон жизнью, как в этот миг. Ни гнетущих воспоминаний, ни страхов, ни тоски, ни даже желания, кроме волчьего голода, кроме желания жить.

Джек был дома, он писал, он жаждал и получал желаемое. Он был хозяином своей жизни, своего таланта, своих чувств. Все казалось ему подвластным.

Он уже не мог вспомнить той тоски, что одолевала его в Лондоне, когда весь мир захлебывался от преувеличенных комментариев, открыв его последнюю книгу, которая даже ему казалась последней. Не мог припомнить того, что побуждало его подливать виски в бокал всякий раз, когда он возвращался из ресторана в свой номер в «Ритце»… До того самого мгновения, как он обнаружил в своем душе эту зеленоглазую худышку, которую сжимает теперь в своих объятьях.

Но он отлично помнил, как она, промокшая, жалкая и нелепая, городила околесицу, объясняя, что перепутала номер. А он велел ей, промокшей, раздеться и напоил ее виски, чтобы не простудилась, отчего ее моментально сморило. Отчетливо помнил каждое движение ее молодого хрупкого тела, когда он развязал поясок ее махрового халата. И тогда в самый первый раз она была так же покорна его власти, как и теперь, ночи спустя…

Джек посадил ее возле себя за столиком в светлом просторном кафе и прошептал:

— Надеюсь, ты так же голодна, как и я. Потому, что это будет лучший завтрак в твоей жизни.

Через минут пятнадцать-двадцать Мел бросила салфетку на стол и посетовала:

— Я нагрузилась под самую завязку. Мне очень грустно это признавать, но если я и впредь буду составлять тебе компанию за каждым приемом пищи, то превращусь в плотный мясной рулетик или в румяную сдобную булочку. За истекшую неделю я прибавила не менее десяти фунтов.

— Прибавь еще столько же, и можешь остановиться, — высказал свое пожелание Джек Девлин.

— Что?! — возмутилась молодая англичанка.

— На мой вкус, тебе не хватает мясца на бедрах, да и грудь могла быть пополнее, а то и ущипнуть не за что, — со смаком произнес Джек, сопровождая свои слова красноречивыми жестами.

— Ты сущий дьявол, Девлин. Не искушай! — шутливо отмахнулась от него Мел. — А что, если все съеденное скопится в районе живота? — спросила Мел и, смяв салфетку, запустила ею Джеку в лицо.

— Ты не пыталась мне возражать даже в «Ритце», когда мы еще не были парой. Почему же ты делаешь это теперь? — вопросительно изогнув красивые брови, обратился к ней Джек.

— Неужели ты действительно хочешь, чтобы я была толстой?

— Хочу. Тебя должно быть много, — пробормотал он, целуя ее в шею.

— А такая, как теперь, я тебя уже не устраиваю? — неожиданно обидевшись, спросила Мел, и ее глаза сердито засверкали.