— Невозможно, так как вы говорили, что от звонка до того момента, как вы вошли в комнату, прошло самое большее три минуты. Значит, если барон позвонил раньше, то убийце, для того, чтобы сразиться с ним, заколоть, дождаться агонии и сбежать, необходимо было уложиться в эти самые три минуты. Повторяю, это невозможно.

 — И все-таки, — вмешался следователь, — кто-то звонил. Если это не барон, так кто же?

 — Убийца.

 — Зачем?!

 — Не имею представления. Но, по крайней мере, то, что он позвонил, доказывает его осведомленность о том, что звонок проведен в комнату лакея. Кто мог знать об этом? Только тот, кто сам жил в доме.

 Круг возможных подозреваемых все сужался. Всего несколькими быстрыми, точными, логичными фразами Ганимар настолько ясно и правдоподобно изложил свою версию, что следователю ничего не оставалось, кроме как заключить:

 — Одним словом, вы подозреваете Антуанетту Бреа.

 — Не подозреваю, а обвиняю.

 — Обвиняете в сообщничестве?

 — Я обвиняю ее в убийстве генерала барона д'Отрека.

 — Это уж слишком! Какие у вас доказательства?

 — Прядь волос, обнаруженная мною зажатой в кулаке жертвы, он ногтями буквально вдавил их в кожу.

 Ганимар показал волосы: они были сверкающе-белокурого оттенка, как золотистые нити. Шарль прошептал:

 — Да, это волосы мадемуазель Антуанетты. Тут не ошибешься.

 И добавил:

 — И вот еще что… Мне кажется, что этот нож… ну, который потом исчез… кажется, это был ее нож. Она им страницы разрезала.

 Наступило томительное, долгое молчание, как будто преступление от того, что было совершено женщиной, стало еще более ужасным. Следователь принялся рассуждать:

 — Допустим (хотя пока у нас еще мало информации), что барон был убит Антуанеттой Бреа. Но требуется еще и объяснить, каким образом удалось ей выйти после совершения преступления, потом вернуться обратно после ухода Шарля и, наконец, снова бежать еще до прихода комиссара. Каково ваше мнение на этот счет, господин Ганимар?

 — Никакого.

 — Как же так?

 Похоже было, Ганимар смутился. Затем с видимым усилием произнес:

 — Все, что я могу сказать: здесь используются те же методы, как и в деле лотерейного билета, перед нами все тот же феномен, который мы можем назвать способностью исчезать. Антуанетта Бреа появляется и исчезает в этом особняке столь же таинственным образом, как и Арсен Люпен, когда проник в дом мэтра Детинана, а затем улетучился оттуда вместе с Белокурой дамой.

 — Какой же вывод?

 — Вывод напрашивается сам: нельзя не заметить по меньшей мере странное совпадение — сестра Августа нанимает Антуанетту Бреа ровно двенадцать дней назад, то есть на следующий день после того, как от меня ускользнула Белокурая дама. И во-вторых, у Белокурой дамы волосы точно такого же оттенка, с точно таким же золотистым металлическим блеском, как и те, что мы нашли.

 — Таким образом, по-вашему, Антуанетта Бреа…

 — Именно Белокурая дама.

 — И следовательно, оба преступления — дело рук Люпена?

 — Думаю, да.

 Вдруг раздался смех. Шеф Сюртэ веселился от души.

 — Люпен! Всегда и везде Люпен! Только Люпен!

 — Он там, где он есть, — обиженно отчеканил Ганимар.

 — Нужна же хоть какая-то причина его возможного присутствия, — заметил господин Дюдуи, — а в нашем случае причина-то как раз и не ясна.