|
В тот момент, когда банкир Эршман собирается назвать окончательную цену, какая-то дама приносит ему письмо с угрозами. В результате бриллиант покупает заранее подготовленная, находящаяся под влиянием этой же самой дамы графиня де Крозон. Будет ли он сразу же похищен? Нет, у вас для этого недостаточно средств. Значит, передышка. Графиня обосновывается в своем замке. Вы как раз этого ждали. И кольцо исчезает.
— А потом вновь появляется в зубном порошке консула Блейхена. Странно, не правда ли? — заметил Люпен.
— Помилуйте! — вскричал Шолмс, стукнув по столу кулаком. — Расскажите свои байки кому-нибудь другому! Пусть дураки верят, меня, старого лиса, не проведешь!
— Значит, по-вашему…
— Значит, по-моему…
Шолмс помолчал, будто хотел придать особый вес тому, что скажет. И наконец изрек:
— Бриллиант, который нашли в зубном порошке, фальшивый. А настоящий у вас.
Арсен Люпен не отвечал. Потом, подняв глаза на англичанина, сказал просто:
— А вы хитрец, месье.
— Хитрец! — в восторге поддакнул Вильсон.
— Да, — подтвердил Люпен, — все проясняется, все приобретает свой истинный смысл. Ни один из следователей, ни один из специальных коррреспондентов, буквально набросившихся на это дело, не зашел так далеко в поисках истины. Какая интуиция! Какая логика! Просто чудо!
— А! — отмахнулся англичанин, польщенный признанием его заслуг подобным знатоком. — Стоило лишь поразмышлять.
— Надо еще уметь размышлять! Немногие это умеют! Теперь, когда круг поисков сузился, расчистилось поле деятельности…
— Да, теперь остается лишь выяснить, почему развязка всех трех происшествий случилась на улице Клапейрон, 25, на авеню Анри-Мартен, 134, и в стенах замка Крозон. В этом все дело. Прочее лишь пустяки и детские загадки. А вы как думаете?
— Точно так же.
— В таком случае, господин Люпен, согласитесь, я прав, когда говорю, что через десять дней закончу работу.
— Через десять дней вам будет известна вся правда.
— А вас возьмут под стражу.
— Нет.
— Нет?
— Чтобы арестовать меня, нужно такое невероятное стечение обстоятельств, целый ряд настолько поразительных неудач, что я просто отказываюсь поверить в подобную возможность.
— Что неподвластно обстоятельствам и неудачам, может довершить воля и упорство одного человека, господин Люпен.
— Если только воля и упорство другого человека не возведут на его пути неодолимые преграды, господин Шолмс.
— Неодолимых преград не существует, господин Люпен.
Они обменялись пронизывающим, но в то же время открытым, спокойным и смелым взглядом. Лязгнули скрещенные мечи. Как будто раздался ясный звон.
— В добрый час, — воскликнул Люпен, — наконец-то! Достойный противник, редкая птица, сам Херлок Шолмс! Вот будет потеха!
— А вы не боитесь? — поинтересовался Вильсон.
— Почти боюсь, господин Вильсон, — ответил, поднимаясь, Люпен, — и в доказательство тому поспешу отдать приказ об отходе, а то как бы не оказаться в западне. Значит, десять дней, господин Шолмс?
— Десять. Сегодня воскресенье. Восьмого в среду все будет кончено.
— А я окажусь за решеткой?
— Вне всякого сомнения.
— Вот черт! А я так радовался спокойной жизни. Никаких неприятностей, дела идут на лад, к черту полицию… Так приятно было чувствовать вокруг себя всеобщую симпатию… Придется от всего этого отказаться. |
