Искренне желая избавить Вас от подобного унижения, заклинаю, — во имя связывающей нас дружбы, спокойно оставаться возле Вашего камина.

 Мои наилучшие пожелания господину Вильсону, а вы, дорогой мэтр, примите уверения в уважении от преданного Вам

 Арсена Люпена».

 — Арсен Люпен, — в смятении повторил Вильсон.

 Шолмс принялся колотить по столу кулаком.

 — Он уже начинает мне надоедать, этот звереныш! Потешается надо мной, как над каким-нибудь мальчишкой! Публично заявить о своей несостоятельности! Не я ли заставил его отдать голубой бриллиант?

 — Он просто боится, — предположил Вильсон.

 — Вы говорите глупости! Арсен Люпен никогда ничего не боится, и доказательство тому — эта провокация.

 — Как же он узнал о письме к нам от барона д'Имблеваля?

 — Откуда мне знать? Вы задаете дурацкие вопросы, мой дорогой!

 — Я думал… предполагал…

 — Что? Что я колдун?

 — Нет, но я видел своими глазами, как вы творили такие чудеса…

 — Никто не может творить чудеса… ни я, ни кто-либо другой. Я размышляю, делаю выводы, заключаю, но никак не могу догадываться. Только дураки догадываются.

 Вильсон согласился со скромной ролью побитой собаки и постарался, чтобы не быть дураком, не догадаться, почему Шолмс вдруг раздраженно забегал по комнате. Но когда тот, позвонив, приказал слуге принести его чемодан, Вильсон посчитал себя вправе поразмышлять, сделать выводы и заключить, что хозяин собирался отправиться в путешествие.

 Вследствие той же самой работы мысли он и позволил себе утверждать, не опасаясь впасть в ошибку:

 — Херлок, вы едете в Париж.

 — Возможно.

 — Вы едете туда, скорее, чтобы принять вызов Люпена, нежели оказать любезность барону д'Имблевалю.

 — Возможно.

 — Херлок, я еду с вами.

 — Ах, старый друг, — воскликнул Шолмс, прекратив свои хождения, — а вы не боитесь, что левая рука разделит участь правой?

 — Что может со мной случиться? Ведь вы будете рядом.

 — В добрый час, мой храбрец! Покажем этому господину, что он очень ошибается, полагая, что можно безнаказанно с такой наглостью бросить мне перчатку. Живее, Вильсон, встречаемся у первого же поезда.

 — А вы не будете дожидаться газет, которые посылает вам барон?

 — Зачем?

 — Тогда, может быть, послать ему телеграмму?

 — Не нужно. Арсен Люпен узнает о моем приезде. А я этого не хочу. На этот раз, Вильсон, мы будем осмотрительнее.

 

 

После полудня друзья сели в Дувре на пароход. Поездка оказалась весьма приятной. В экспрессе Кале — Париж Шолмс позволил себе часа три крепко поспать, а Вильсон тем временем, на страже у дверей купе, задумался, рассеянно глядя перед собой.

 Шолмс проснулся в хорошем настроении. В восторге от перспективы нового поединка с Арсеном Люпеном, он довольно потирал руки, будто готовился отведать все новых и новых радостей.

 — Наконец-то, — воскликнул Вильсон, — представляется случай поразмяться!

 И тоже стал потирать руки с точно таким же довольным видом.