— Когда вы стараетесь казаться остроумным, то стоите целых двух помощников, — процедил сквозь зубы Шолмс.

 

Он приблизился к одному из газетчиков с явным намерением схватить того своими железными руками и вместе с плакатом стереть в порошок. Но возле них уже начала собираться толпа. Люди шутили и смеялись.

 Подавив дикий приступ бешенства, он спросил:

 — Когда вас наняли?

 — Сегодня утром.

 — А когда вы вышли на улицы?

 — Час назад.

 — Значит, афиши были уже готовы?

 — Да, конечно… Когда мы утром пришли в агентство, они уже там были.

 Выходит, Арсен Люпен предвидел, что он, Шолмс, примет бой. Более того, его письмо свидетельствовало о том, что Люпен сам хотел этого боя, в его планы входило еще раз помериться силой с противником. Зачем? Какая причина побуждала его вновь начать борьбу?

 Херлок на секунду заколебался. Видимо, Люпен был полностью уверен в победе, раз вел себя так нагло. Не попали ли они в ловушку, явившись по первому зову?

 — Пошли, Вильсон. Кучер, улица Мюрильо, 18! — вновь испытав прилив энергии, крикнул он.

 И до боли сжав кулаки, так что даже выступили вены, напружившись, как боксер перед схваткой, он прыгнул в экипаж.

 Вдоль улицы Мюрильо возвышались шикарные частные особняки, тыльной стороной обращенные к парку Монсо. На одном из красивейших зданий стоял номер 18. Его занимал барон д'Имблеваль с женой и детьми, обставивший особняк с пышностью, присущей его артистической натуре миллионера. Перед домом расстилался парадный двор, справа и слева располагались хозяйственные постройки, а позади, в саду, деревья сплетали свои ветви с ветвями деревьев из парка Монсо.

 Позвонив, англичане пересекли двор и были встречены лакеем, проводившим их в маленькую гостиную.

 Они уселись, окинув быстрым взглядом множество дорогих безделушек, заполнявших этот будуар.

 — Красивые вещицы, — прошептал Вильсон, — со вкусом и большой фантазией. Можно заключить, что те, кто дал себе труд раздобыть их, люди уже в возрасте… что-то около пятидесяти лет…

 Но не успел он закончить, как дверь отворилась и вошли барон д'Имблеваль с супругой.

 Наперекор умозаключениям Вильсона, оба оказались элегантными молодыми людьми, чрезвычайно живыми в движениях и словах. Они буквально рассыпались в благодарностях:

 — Как это любезно с вашей стороны! Пришлось вам побеспокоиться! Мы почти рады, что с нами случилась эта неприятность, ведь благодаря ей с удовольствием…

 — Ну что за очаровательные люди, эти французы, — про себя глубокомысленно заметил Вильсон.

 — Однако время — деньги, — воскликнул барон, — особенно ваше время, господин Шолмс. Перейдем к делу! Что вы думаете обо всей этой истории? Надеетесь ли в ней разобраться?

 — Чтобы в ней разобраться, надо сначала узнать, о чем идет речь.

 — А вы не знаете?

 — Нет, и попросил бы вас подробно, ничего не упуская, изложить все факты. Так что же произошло?

 — Нас обокрали.

 — Когда это было?

 — В прошлую субботу, — ответил барон, — точнее, в ночь с субботы на воскресенье.

 — Значит, шесть дней назад. Теперь слушаю вас.

 — Прежде всего, месье, я хочу сказать, что, следуя образу жизни, которого требует занимаемое нами положение, мы с женой все же редко куда-нибудь выходим. Воспитание детей, несколько приемов, украшение нашего дома — вот и все наши дела, и почти всегда по вечерам мы сидим в этой комнате, в будуаре моей жены, где находятся несколько собранных нами произведений искусства.