Только философских фразочек в стиле Евы мне не хватало. Я вроде рассердилась, но и растрогалась тоже, а потом Белла решила меня добить:

– Уверена, ты из тех, кто добивается, чего хочет. Но если ты решишь остаться – я сделаю все, чтобы ты здесь чувствовала себя как дома. Можешь на меня положиться.

Ой, все. Дыхание перехватило, к горлу подступили слезы. Я даже дома редко чувствовала себя как дома. Обо мне так давно не заботились старшие, что я думала, мне это больше не нужно. Но сейчас так захотелось, чтобы Белла посадила меня в корзинку, где носит своих несчастных котят: Вадика, Антона, да и наверняка много кого еще, – налила мне молока и уложила спать в тепле.

– Дамы, а побыстрее можно? – заорал Вадик, нетерпеливо высунувшись из машины. – Город сам себя-то не спасет!

– Ага, его спасешь ты, – прокомментировал Антон. – Ведь любовь это, или, как говорится, лав из…

Вадик открыл дверцу, подчерпнул с земли снега и запустил его Антону в окно.

– Любовь – это купи себе наконец шапку и заткнись, баран!

Мы с Беллой быстро расселись по местам, чтобы прервать этот обмен мнениями. И тут, подводя черту под нашей беседой, на детской площадке с железным скрипом рухнули качели.

– Ну, могло быть и хуже, – философски сказал Антон и рванул с места, пытаясь первым выехать из переулка.

Но Вадик его уже опередил и с визгом шин вылетел на улицу. Я подумала, что ДПС Санкт-Петербурга вряд ли питает к Страже теплые чувства. С другой стороны, зачем волноваться о дорожном движении, когда все вокруг и так… Ой, ладно, не буду об этом думать.

Антон оказался прав: Клан бросил все силы на Адмиралтейский район. Похоже, здесь было больше всего дверей – и не было меня, чтобы их закрывать. Следующие несколько часов прошли утомительно. Нам не встретилось ни одного артефакта, хотя мы закрыли еще десяток дверей. Точнее, я закрывала, а остальные помогали их найти и обсуждали, куда ехать дальше, сгрудившись вокруг почталлиона.

– Сенатская, 1?! Почему еще не закрыли? – возмущался Антон, пока я подбиралась к двери, которая разворотила коробку для хоккея в одном из дворов. – Это же последний проект Росси! Вам здание Сената не особо дорого, да?

– Ой, ой, самый умный подгреб! – Выражения лица Вадика я не видела, потому что пыталась не провалиться ногой в глубокие, с острыми краями трещины во льду. – Мы с Беллой мимо этой двери ехали, но у нас уже жвачек не было. Она прямо на площади, никого не зашибет. Тихая, под ней даже снег не растаял. Давай быстро по району помотаемся – вдруг дверь у кого-нибудь на кухне? – и под конец туда заедем.

Как ни странно, насчет кухни он почти не ошибся.

Эта дверь запомнилась мне больше всего. Приехав по нужном адресу, мы не смогли найти ее снаружи и с помощью универсального магнитного ключа пошли по подъездам старого дома. В первых двух мы поднимались до верхнего этажа, но ни паники, ни грохота ломающихся перекрытий было не слышно. Зато я выучила, что в здешних квартирах невероятно высокие потолки. Расстояние между этажами было такое, что под конец нашего путешествия по лестницам я готова была молить о пощаде.

Но когда мы зашли в третий подъезд, об усталых ногах я забыла. Квартирная дверь на втором этаже была распахнута, и трещина в полу тянулась из квартиры на площадку, как змея, которая выползает из норы. Мы зашли и оказались в общежитии: длинный коридор, вдоль него комнаты. Несколько мужчин заливали бетоном трещину в истертом паркете, – шириной сантиметров в десять, она грозила разломить их общежитие пополам, как палубу «Титаника».