Александр Дюма. Асканио
XVI век - 1
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
Улица и мастерская
Дело было 10 июля 1540 года, летосчисления нашего, в четыре часа пополудни, в Париже, близ университета, у входа в церковь Августинцев, возле чаши со святой водой.
Красивый, статный юноша со смуглым лицом, длинными кудрями, большими черными глазами, одетый изысканно, но просто и вооруженный лишь небольшим кинжалом, рукоятка которого пленяла чудесной работой, простоял там не шелохнувшись всю вечерню. Он был, надо полагать, охвачен благочестивым смирением: склонив голову, он с набожным видом шептал что-то - без сомнения, молитвы, ибо произносил слова до того тихо, что лишь господь бог да он сам понимали их смысл.
Но, когда служба подходила к концу, юноша поднял голову, и его соседи расслышали слова, произнесенные вполголоса:
- До чего же мерзко тянут псалмы французишки-монахи! Неужели не могут петь получше - ведь она привыкла внимать пению ангелов! Ах, но беда не в этом.., вот вечерня и кончилась! Господи, господи, сделай же так, чтобы сегодня мне повезло больше, чем в прошлое воскресенье! И чтобы она подняла на меня свои очи!
Право, последние слова молитвы были сказаны неспроста: если бы та, к кому они относились, подняла глаза на того, кто говорил, она увидела бы самое очаровательное юношеское лицо, какое только являлось ее воображению, когда она зачитывалась дивными мифологическими сказаниями, в те времена вошедшими в моду с легкой руки знаменитого поэта Клемана Маро <Маро Клеман (1496 - 1544) - французский поэт эпохи раннего Возрождения. Воспевая красоту и радость земной жизни, он часто обращался к образам античной мифологии.>, воспевшего в стихах любовь Психеи <Психея (греч, миф.) - прекрасная девушка (олицетворение человеческой души), которую полюбил сам бог любви Амур.> и смерть Нарцисса <Нарцисс - по греческому мифу, юноша необыкновенной красоты, который был так очарован своим собственным отражением в водах ручья, что любовался собой, пока не умер.>. И в самом деле, незнакомец, одетый в простую темную одежду и только что выведенный нами на сцену, отличался, как мы уже говорили, редкостной красотой и удивительным изяществом. Его ласковая улыбка дышала неизъяснимым обаянием, большие глаза, еще не научившиеся смотреть дерзко, светились такой пламенной страстью, какую, пожалуй, не часто увидишь во взоре восемнадцатилетнего юноши.
Меж тем в церкви с шумом задвигали стульями, что возвестило конец богослужения, и влюбленный юноша (по его словам читатель, должно быть, уже догадался, что он имел право на такое наименование), - повторяю, влюбленный юноша отошел в сторону и стал смотреть на толпу, проходившую мимо в молчании, - на важных членов церковноприходского совета, на почтенных, остепенившихся матрон и миловидных девиц. Но не ради них явился сюда красавец юноша, ибо взгляд его вспыхнул, ибо кинулся он вперед лишь в тот миг, когда подошла девушка в белом, а следом за ней - дуэнья <Дуэнья - пожилая женщина, постоянно сопровождавшая, по испанскому обычаю, знатную девушку или даму.>, причем дуэнья из хорошего дома и, судя по всему, весьма учтивая, еще довольно молодая, веселая и, честное слово, просто приятной наружности. Когда обе незнакомки приблизились к чаше, юноша зачерпнул воду и с вежливым поклоном предложил ее дамам.
Дуэнья присела в реверансе с самой любезной, с самой признательной улыбкой, коснулась пальцев молодого человека и, к великому его разочарованию, протянула девушке святую воду как посредница, а девушка, невзирая на его горячую молитву, произнесенную несколько минут назад, так и не вскинула глаз, из чего можно было понять, что она знала о присутствии красавца юноши.
Когда же она удалилась, красавец юноша, топнув ногой, прошептал:
- И на этот раз она меня не заметила!
Из этого явствовало, что, как мы уже говорили, юноше вряд ли было больше восемнадцати лет.
|