Вспышки веселья за столом становились все короче и реже. Невеста тоже куда-то вышла. Гости явно скучали.

— Анатолий! — Фогель бесцеремонно подозвал жениха пальцем, посадил рядом с собой и тихо заговорил. После первых же слов Фогеля жених попытался вскочить со стула, но Фогель придержал его до поры, положив руку ему на плечо.

Кристинину теперь уже вовсе было трудно хранить на лице то выражение меланхолического удовлетворения, которое свойственно людям, попавшим по обязанности на чужое торжество.

Наконец жених встал и, ни на кого не глядя, пошатываясь и задевая на ходу гостей, вышел в коридор и принес в комнату ботинки. Фогель сразу же под столом стал их надевать. Потом, так же пошатываясь, жених подошел к Кристинину и остановился перед ним, зажав в руке стакан с пивом.

— Так, значит, вы на нашем заводе работаете? Почему же я вас никогда не видел?!

«Вот оно! — подумал Кристинин. — Началось!»

Фогель последними судорожными стежками дошнуровывал полуботинки.

Внезапно в комнате появилось еще двое гостей, их ввела маленькая Анна Ивановна. Высокий, почти под потолок, здоровяк с жидкими рыжеватыми волосами и гладким лоснящимся лицом смущенно улыбался, как будто стыдясь своего огромного роста и тяжелых жилистых кулаков, высовывавшихся из-под рукавов куцего, не по росту пиджака. Его спутница была маленькой и худой, с каким-то дефектом на лице, она все время старалась повернуться к гостям в профиль. Появление новых людей внесло изменение в сложившуюся за столом расстановку сил. Кристинин и Фогель обменялись против воли быстрыми взглядами. Один Денисов был по-прежнему невозмутим.

— Извиняйте! — улыбаясь всем гостям сразу, повторял новый гость с приятным украинским акцентом. — Вот как вышло! Во вторую смену поставили, а все равно приехал! Вот!

Здоровяк так же, как в свое время Кристинин, двинулся вдоль стола, знакомясь с гостями. Он дольше, чем требовалось, извинялся перед каждым за опоздание и переходил к следующему. Кристинин не сводил с него глаз… Казалось, он уже видел где-то это смущающееся лицо, маленькие пшеничные усики. Новый гость протянул руку Фогелю…

В ту же секунду Кристинин увидел, как острый язычок Фогеля словно прилип к губе, и все лицо внезапно изменилось, будто невидимые пальцы, вставленные в игрушечную резиновую маску сзади, сжались: мясистый лоб и жирный подбородок внезапно подались навстречу друг другу, а переносье сузилось и ушло назад.

— Почему так горчит вино? — поднялся над столом Денисов.

Его соседи по столу оживились.

— Одну минуточку! Человеку плохо! Вот! — сказал здоровяк и, перехватив Фогеля другой рукой под локоть, стал выводить из-за стола. Выражение лица у Фогеля и впрямь было страдальческое. Он не мог ничего сказать. Кисть его руки застыла в неестественном, странном положении, подвернутая могучей ладонью атлета.

«Дежурный с вокзала, — вспомнил наконец Кристинин, — старший лейтенант Сабодаш, бывший чемпион «Динамо» по штанге…»

Денисов выскользнул в дверь вслед за ними, а к Кристинину подошла Анна Ивановна. Ее длинные серьги раскачивались в ушах, как маятники. Кристинин поднялся навстречу.

Анна Ивановна быстро заговорила:

— Вы только, ради бога, не подумайте о нас ничего плохого! Борис этот сказал, что приехал в командировку, живет здесь в восемнадцатой квартире… Ну и зашел с подарком! Ведь не выгонишь! А Анатолий на заводе работает… Хороший парень, мухи не обидит.