Примечательно, что мех недолго господствует на поле боя.

Откуда-то сверху, с высоты древних стен, подобно древнему полубогу, на него обрушивается фигура — здоровяк в массивной броне. Воображение Тана дорисовывает, как металл скрежещет о металл, когда могучие пальцы впиваются в основание плазменной пушки. Азиат видит, как рвутся провода, ломаются крепления.

Одним могучим рывком здоровяк отрывает орудие прямо с креплением и частью брони, после чего разворачивает против бывшего хозяина. Мех содрогается под шквалом собственных выстрелов и рушится грудой обломков.

Пилот в кабине даже не успевает осознать произошедшее, когда раскалённое дуло его собственного оружия врезается в кабину кокпита, и тишина содрогается от потока плазмы. В замкнутом пространстве белоснежные лучи превращает тело в пепел за долю секунды. Мех, лишённый управления, содрогается в конвульсиях и рушится грудой дымящегося металла. Не успевают обломки меха коснуться земли, как здоровяк уже разворачивается к новым целям.

Амбал с трофейной пушкой уже не смотрит на поверженного врага, спрыгнув вниз. Не успевают обломки меха коснуться земли, как здоровяк уже разворачивается к новым целям. Его глаза горят первобытной яростью сквозь прорези шлема. Импровизированное оружие в его руках оживает, изрыгая потоки испепеляющего света. Плазма струится по древним стенам, превращая камень в лаву. Монстры, захлестнувший лабиринт, рассыпаются пеплом, не успев даже взреветь. Квазары, решившие бросить вызов этому титану, падают один за другим, их броня плавится, словно воск.

Коридор лабиринта превращается в огненный ад, где царствует лишь один властелин — безжалостный гигант с трофейной пушкой. Он заливает коридор лабиринта потоками плазмы, испепеляя всё на своём пути. Всё живое падает под неистовым огнём, не успевая даже подобраться к стрелку. Тан благодарит богов, что на Изнанке он недоступен для чужих атак.

Смех неизвестного Кваза звучит в гарнитуре, когда очередной залп превращает группу противников в горстку пепла. Он движется вперёд неумолимо, словно сама смерть, оставляя за собой лишь дымящиеся руины и обугленные тела.

Но и этот молодчик оказывается халифом на час. Боец умолкает, сражённый прилетевшим из соседнего прохода сверкающим копьём. То втыкается точно меж глазниц бедолаги и, вспыхнув, обращает его голову в выжженный костяк. Трофейная пушка валится на песок вполне буднично.

— Как это низко — палить по всем подряд, словно бешеный пёс, — задумчиво тянет незнакомый голос.

Из стремительно рассеивающихся клубов дыма неспешно выступает рослый боец, закованный в зазубренный чёрный доспех. В руке его покачивается устрашающего вида копьё, всё ещё подёргивающееся дымкой от недавнего броска. Как оно вновь материализовалось в его ладони, Ткач Теней даже не заметил.

Тан хмурится. Противник явно не промах. Вон как ловко приземлил того пижона. Но ничего, сейчас он поумерит его пыл.

Усилием воли Шелкопряд призывает тьму, сгущая тени вокруг нового врага. В воздухе разливается противоестественный мрак, и Тан, дёрнув уголком рта, ныряет в него с головой. Оппонент свирепо ревёт, поводя копьём в поисках добычи, но тщетно — в непроглядной темноте не разглядеть ни зги.

Несколько ударов сердца азиат скользит в тенях, обходя врага по дуге. Тот стремительно раскручивает вокруг себя оружие, взрезая пустоту, но Шелкопряда это не смущает. Он — часть Изнанки, беззвучная тень среди теней.

Метнувшись вперёд, Тан выскальзывает из мрака аккурат за спиной врага и обрушивает на него град стремительных ударов. Металл скрежещет по металлу, высекая сноп искр, но доспехи выдерживают. Верзила хмыкает, явно наслаждаясь потасовкой

— Ну же, и это всё, на что ты способен? — гогочет он, вновь заходя для размашистого удара.

Шелкопряд стискивает зубы, проклиная всё на свете.