Теперь оставалось подождать и посмотреть, не запутается ли он во всех
этих передрягах.
Когда разговор закончился, наше взаимопонимание было более полным, чем когда-либо прежде, и мы расстались весьма довольные друг другом.
Спустя три дня я отплыл в Европу, оставив Гарри в Нью-Йорке. Это был мой первый за восемнадцать месяцев вояж через океан, и мне хотелось
доставить себе удовольствие. Я провел неделю в Лондоне и Мюнхене.
Затем я почувствовал отвращение к проделкам некоторых моих соотечественников, с которыми имел несчастье быть знакомым, и устремил свой взор
южнее, на Мадрид.
Там у меня была подруга.
Не красавица, но женщина в высшей степени достойная, не свободная, но свободомыслящая, с характером и сердцем. Она была замечательна во
многом и питала ко мне нежные чувства. За несколько лет до этого я, словно Альберт Саварон, был сильно привязан к Франческе Колонне, и только
моя органическая неприязнь к длительному рабству помешала нашему окончательному сближению.
Именно от нее я впервые услышал имя Дезире Ле Мир.
Произошло это ближе к вечеру на модной аллее, длинной, широкой, тенистой и относительно прохладной. Именно здесь мы совершали наш
ежедневный моцион в каретах; что-нибудь более энергичное приводило испанских леди в ужас.
Раздался возглас, затем все разом смолкли, наступила тишина; все кареты остановились, сидевшие в них обнажили головы, поскольку проезжали
члены королевской семьи.
Их экипаж, изумительная, хотя и громоздкая конструкция, прокатил медленно и тяжело. На заднем сиденье расположились принцесса и ее
маленький английский кузен, а напротив них сидел наследный принц собственной персоной.
Рядом с ним был молодой человек лет двадцати пяти, с бледным лицом, безвольным подбородком и стеклянными, бессмысленными глазами. Я
обратился к моей спутнице и тихо поинтересовался, кто он. Она ответила шепотом. Удивленный услышанным, я спросил ее:
- Но почему он в Мадриде?
- О, об этом вы должны спросить Дезире, - сказала моя подруга, улыбаясь.
- А кто такая Дезире?
- Что! Вы не знаете Дезире? Невероятно! - воскликнула она.
- Моя дорогая, - сказал я, - вы должны помнить, что последние полтора года я был заживо похоронен в стране свинины и золота. Там никто - от
поэтов, до судей - ничем не интересуется. Я совершенно отстал от жизни.
- Вам не пришлось бы оставаться в неведении и дальше, - сказала она, - поскольку Дезире скоро едет в Америку. Кто она? Это никому не
известно. Чем занимается? Для некоторых мужчин она - все, и для всех без исключения - что-то значимое. Она - куртизанка среди королев и королева
среди куртизанок.
Она прекрасно танцует, сердце ее открыто для любви.
Полагаю, что она иногда ест и спит. Последние два года она очаровывала его. - Моя спутница указала в конец аллеи, туда, где скрылся
королевский экипаж. - И он дал ей все. Именно для нее герцог Беллармин построил великолепное шале, о котором я говорила вам на озере Люцерн. Вы
помните самоубийство принца Доланского, якобы "по политическим мотивам"? Он застрелился в своем парижском дворце. Но он был бы жив сегодня,
поведи себя по-другому Дезире. Она - ведьма, дьявол в юбке и одна из самых обворожительных женщин в мире.
Я улыбнулся:
- Вот это репутация! Так вы говорите, она едет в Америку?
- Да. |