– Кто предлагает остановиться? У нас остается микроскопический шанс на успех. Пусть это и маловероятно, но в молодой галактике мы можем отыскать помощь.

Сюзанна:

– Что, если сделать еще два‑три скачка вперед, прежде чем повернуть назад…

Дозса:

– Нет, вероятность остаться заточенными в летающем гробу чересчур велика. Я бы предпочел умереть в действии, исследуя планету… словом, пусть будет все что угодно, но в действии.

Фрида:

– Я уже собиралась проголософать за продолжение пути, но тфои слофа, Стеф, застафяяют меня подумать.

Кейтлин шагнула вперед.

– Неужели никто из вас не понимает? – вырвалось у нее. – О! На миг я сама потеряла отвагу, но Фил помог мне долгой беседой, а когда я увидела тот мир… неужели вы не понимаете? Иные живут ради жизни. Они великие противники смерти. Где еще мы можем их отыскать, как не возле Ворот, возле самого Судного дня? И как посмеем мы попросить о помощи, пав перед ними духом?

***

Ночная вахта.

Через электронные чувства, объединенные с электронным мозгом, и через память (Фиделио, Фиделио) в исполненном смысла великолепии целого Ноумен вошел в Джоэль, соединившись с ней. Время и пространство изгибались с тонкою мощью от измерения к измерению; текли энергии, материя волной пересекала их приливы; Закон, всесильный и имманентный, сделался не окаменевшим уравнением, но музыкой, которую она едва начинала слышать. «Спасибо тебе, Кейтлин, бедное животное, – мелькнуло в крошечной доле ее мозга. – Я никогда не умела пробуждать грубые эмоции в твоих животных собратьях и за один дикий час преображать их в желание». Теперь впереди меня уничтожение, которого я не могу страшиться; всеми своими клетками оно знает Предельное таким, какое оно есть; или же впереди меня (какой восторг!) ждут Иные.

***

Ночная вахта.

Золотистый свет неярко светился в кабине. На экране стояли розы. Кейтлин поставила термостат на тепло и надушила воздух экстрактами клевера и миндаля. Звучала песня «Пусть мирно пасутся овцы», милейшая из мелодий.

Сбросив одежду, она стала перед Бродерсеном, протянув к нему руки.

– Черт побери, – выдохнул он, глубиною своей души жалея, что лишен дара слова. – Пиджин, ты прекрасна до боли.

Она улыбнулась:

– Таков и ты для меня, Дэн, дорогой.

– Нет, подожди.

Радостный смех благословил его.

– Да, ты, конечно, простоват рядом с Аполлоном Бельведерским, да и я не секс‑бомба. Но ты прекрасен, потому что ты есть ты, ты похож на себя самого; ты – мужчина, которого я люблю. Такова и я для тебя, правда?

Буквально через миг она стала серьезной… Что там – ранимой – и припала к нему.

– Дэн, Дэн, мы отправляемся в неизвестное и не можем предвидеть, что станется с нами и чем мы станем. Но у нас есть эта ночь. Обними меня, Дэн, и люби меня, люби.

Глава 44

Прыжок.

Свет, повсюду свет. Словно бы все пространство сделалось каплей росы в рассветных лучах, пронзивших ее сердце. Мягкие радуги всех цветов, которые доводилось видеть всем зрячим существам вселенной: они кружили, смешиваясь, дрожали, текли, затопляли. Тут и там короткие фонтаны рассыпались искрами или сливались – парами и тройками, и поодиночке – и на огромных изящных дугах: прежде чем умереть, чтобы заново родиться где‑нибудь в другом месте. Бурей захватив сознание, вид этот поглощал лицезреющего своей могущественной гармонией.

У экипажа «Чинука» не было средств, чтобы определить размер охватившего их светящегося шара. Понятно было, что он огромен. Крохотная на таком расстоянии виднелась Т‑машина. В похожем удалении подавляли своей чудовищной величиной еще едва объекта.