Он сел, обводя взглядом пусть маленькую, но все же аудиторию. В глазах читался то ли вопрос, то ли утверждение: „Здорово я его?!“

Настала очередь Вадима. Он чувствовал, что от хамства все равно не удержится, а потому решил себе не противиться. Тем более что судья, приубрав ладонь с одного глаза, смотрела им на Осипова с явным одобрением, мол, ну давай, ну устрой бой гладиаторов. Все-таки в профессии судьи были свои преимущества — „хлеба“ она давала немного, но вот „зрелищ“ — предостаточно.

— Коллега только что призвал меня не позорить профессию. Правильный призыв. Но призывать кого-то к чему-то, не подкрепляя этого собственным примером, недостойно сильного человека. Поэтому не могу не оценить мужество, силу характера, силу воли моего оппонента. Прийти в суд, не сорвать процесс, попытаться, пусть и наивно, без аргументов, но, главное, попытаться отстоять безнадежную позицию своего доверителя — разве это не поступок? И это в таком состоянии! Когда голова раскалывается, когда самому себе говоришь: „Гори оно все огнем“, „Пропади все пропадом“! Когда в мозгу сверлит один вопрос, снова и снова: „Ну зачем я вчера вечером так?!“ Конечно, это мужество. Конечно, это — поступок. Поэтому я прошу суд, искренне прошу, не выносить частного определения в адрес моего коллеги. Ни за его состояние, ни за, уверен, неумышленную попытку обмануть и суд, и правосудие в целом. Уверен, что, вводя вас в заблуждение, мой коллега не ставил перед собой задачи примитивно солгать. Вполне возможно, он просто не понял сути сказанного в статье, которую цитировал. Что вполне объяснимо: навык усвоения нового материала, тренируемый в студенческие годы, быстро улетучивается без подпитки. Я имею в виду подпитку текстами, а не… — Вадим сделал вид, что подыскивает точное слово, — а не напитками. Возможно, у него просто сил не хватило процитировать статью не до запятой, а до точки. А еще лучше — до конца абзаца. Но зато процитировал-то он без ошибок! Это явно смягчающее обстоятельство! Дело все в том, что там, где мой мужественный коллега поставил точку, на самом деле в статье стоит запятая. А далее сказано, — Вадим подождал, пока крепко взявшая себя в руки судья, почти перестав подрагивать от смеха, нашла в журнале нужное место, — далее, после запятой, сказано: „…но с этим утверждением согласиться никак нельзя“.

Вадим еще несколько минут по памяти цитировал статью из „Советской юстиции“, а судья водила пальцем по тексту, проверяя, не пропустит ли Осипов какое-нибудь слово. Один раз поправила, Вадим переставил местами два определения… Судья развлекалась, Вадим тоже — к сути процесса это не имело никакого отношения.

Когда Вадим закончил, судья обратилась к поверженному, но еще не вполне осознавшему сей прискорбный факт оппоненту Осипова:

— А вы не помните, кто автор этой статьи? Возможно, суд посчитает необходимым пригласить его в процесс в качестве эксперта для устранения возникших разночтений. — Судья старательно демонстрировала серьезность момента.

— Сейчас посмотрю. — „Адвокат-с-бодуна“ протянул руку к судейскому столу, прося тем самым вернуть ему „Советскую юстицию“.

Судья, явно назло, журнал закрыла и передала адвокату. Тот, волнуясь, дрожащими руками стал перелистывать страницы, нашел наконец то, что искал.

— Вадим Михайлович Осипов! — торжественно произнес „адвокат-с-бодуна“. — Кандидат юридических наук, виднейший ученый, между прочим, в области советского наследственного права! — В голосе адвоката звучали фанфары, литавры и „Аллилуйя“. — Непререкаемый авторитет для нас, практикующих юристов! — Он победоносно посмотрел на Вадима.