Следующую часть истории Соловьев постарался скомкать. Но тут Вадим, которого стало разбирать чисто профессиональное любопытство — как же удается наладить психологический контакт с человеком, который по определению тебя должен ненавидеть, — стал задавать вопросы. Дима сдался и рассказал подробнее, чем хотел.

Первая встреча Димы с Перельманом была организована как случайная. В очереди за колбасой. Разговорились. Дима соврал, что его выгнали из НИИ пищевой промышленности за неправильный анекдот. Перельман сразу принял его за человека, как и он, страдающего от советской власти. Дальше Дима высказался в том смысле, что, может, ему попытаться уехать в Канаду? Он украинец, в Канаде большая колония украинских эмигрантов. Найдет какого-нибудь дальнего родственника — и вот он, свободный мир. Перельман погрустнел, сказал, что не все так просто. Мало получить вызов, надо, чтобы еще ОВИР выпустил. Слово за слово, пошли посидеть в пельменную, выпить по рюмочке. Подружились. Только при третьей встрече — торопиться было нельзя, чтобы не спугнуть, — Дима бросил идею — а может, предложить Перельману комитетчикам, чтобы они его выпустили, а он, при случае, поможет им чем-нибудь? Все-таки физик Это от него, пищевика, толку никакого! Перельман дар речи потерял. Помогать кому? Им, которые его всего лишили? Которые народ по лагерям держат? Которые дыхнуть не дают?! Этого Дима и ждал. Стал рассказывать о своем друге, бывшем однокласснике, который работает в разведке, Как они, разведчики, сами ненавидят „держиморд“ из 5-го Управления, как они пытаются доказать в ЦК, что гласность нужна. Как они поддерживают Горбачева с его попытками „очеловечить“ лицо социализма. И вообще — одно дело сотрудничать с КГБ, когда речь идет о выявлении диссидентов, и совсем другое — когда добываются необходимые для выживания страны военные и научно-технические тайны потенциальных противников. Сначала Перельман и слушать не хотел, а потом, когда Дима сказал, что он, будь такая возможность, именно в этом готов был бы помогать, призадумался. Дима гнул свое. Сказал, не знаю, чем вы там занимаетесь, но, допустим, новыми видами оружия. Что, вам было бы неинтересно оказаться на передовом крае их научной мысли? Какая разница — свои или чужие, наука везде идет вперед. Вы же, прежде всего, ученый! А если наши узнают их секреты — разве это приблизит войну? Не наоборот? Новое оружие — это сдерживание, противовесы. Если мы знаем, что у них, а они знают, что у нас, — кто рискнет „нажать кнопку“? Такая логика была Перельману знакома. Именно она грела его интеллигентную душу, когда он трудился в родной советской „оборонке“.

Долго говорили на эту тему. Потом Дима неожиданно заметил: между прочим, именно Советский Союз предотвратил тотальное уничтожение евреев. Так что не все здесь так плохо. Было, конечно, и „дело врачей“, и антисемитизм на государственном уровне. Но сейчас-то, при перестройке, — все изменилось! Этот тезис не сработал. Перельман сразу закрылся — ничего хорошего про страну, из которой он решил уехать, слышать не хотел. Дима понял, что просчитался, — любой „отьезжант“ всегда искал только плохое вокруг себя, дабы не усомниться в правильности принятого решения. „Человек вообще слышит и воспринимает только то, что совпадает с его собственными взглядами“, — резюмировал Дима. Вадим сам удивился очевидности этого тезиса. Сколько раз он сталкивался с необъяснимым непониманием клиентами его советов. Но так четко, как сформулировал Дима, никогда ответить на вопрос о причинах этого „неусвоения“ не мог.

Короче говоря, Дима убедил Перельмана встретиться с его школьным другом. Просто поговорить — хуже точно не будет. „Хуже некуда!“ — смиренно-философски отозвался Перельман.