— Сейчас Ирина с Женечкой придут. Хватит. Я больше не могу…

— Тебе хорошо? — нежно спросил Вадим.

— Я счастлива! Я думала, что никогда этого не узнаю!

Они стали собирать одежду, разбросанную на ковре. Молчали. Ира помогла найти залетевший под диван носок, протянула его Вадиму и, прикрывая обнаженную грудь другой рукой, застенчиво улыбнулась. Вадим улыбнулся в ответ, а сам подумал: „Потрясающая женщина! Даже стоя без трусиков, рукой прикрывает грудь…“

Минут через двадцать вернулись Ира-любовница и Женечка. Когда они входили в квартиру, Вадим подумал, что теперь про себя будет называть Иру-жену — „моя Ира“, а Иру-любовницу — „сводница“. Но почему-то это слово, обычно наполненное негативным смыслом, он произнес про себя с благодарностью.

Ира-сводница внимательно посмотрела на подругу, потом на Вадима, потом опять на подругу и будто с облегчением выдохнула:

— Ну и слава богу!

Хозяйка квартиры покраснела, а Вадим не смог сдержать довольную улыбку. И брякнул:

— И тебе, Люлек, спасибо!

Обе женщины рассмеялись, одна застенчиво-виновато, вторая — самодовольно-задиристо.

— А что смешного дядя сказал? — спросила Женечка.

Все трое рассмеялись еще раз.

Состояние эйфории как рукой сняло, когда Вадим сел в машину. Мысль о том, как он сейчас приедет домой, посмотрит в глаза Лене… У баб же такая интуиция! Наверняка она что-то да почувствует. Вадима впервые посетило чувство, название которого он „слышал в своей профессиональной деятельности очень часто, — раскаяние. Вдруг нахлынуло ощущение, что поступил неправильно, поддался минутному искушению, слабости. Но какое это было наслаждение!.. С ужасом Вадим понял, что завтра он все равно поедет к Ире. Это сильнее его разума, его воли.

Когда Вадим приехал, Лена уже спала. Машка, разумеется, тоже. Вадим тихо разделся и лег. Сквозь сон Лена спросила: „Все в порядке?“ Вадим шепотом ответил: „Да, да. Спи. Все нормально“. — „А где ты был?“ — „С клиентом в ресторане. Спи!“ Лена через несколько минут начала дышать совсем ровно, и Вадим понял, что жена уснула. Сам же он проворочался еще с час, пока дрема, а затем и сон не усмирили угрызения совести.

„Моя Ира“ преподавала английский в школе. К трем часам возвращалась домой, а Женечку из детского сада забирала не позже семи. Им принадлежали четыре часа. Конечно, Ира-сводница была готова в любое время увести Женю из дому, но, во-первых, „моя Ира“ не хотела ломать привычный распорядок дня ребенка, а во-вторых, Вадим боялся вызвать Ленины подозрения постоянным вечерним отсутствием. Но в середине дня была работа! Никогда Вадим так часто не срывал судебные заседания. Либо он заявлял какое-нибудь вовсе не обязательное ходатайство, требовавшее отложения дела, и остервенело доказывал судье, что без этого ну никак слушать дело невозможно. Либо просто заходил в совещательную комнату и по-человечески объяснял, что ему очень надо… Что именно „надо“, зависело от возраста и пола судьи. В больницу к бабушке, забрать дочь из школы, поехать к научному руководителю. С выдумкой у Вадима был полный порядок. И летел к Ире! Теперь он постоянно вспоминал слова старого коллеги, относительно главного преимущества адвокатской профессии.

Вадим был всего лишь вторым мужчиной в жизни Иры, но в постели она его поражала. Причина крылась не только в ее непосредственности, открытости и искренней влюбленности в Вадима, но и, как ни странно, в большей осведомленности в секретах секса. Которого, как известно, в Советском Союзе не существовало.