— Плохая диспозиция. Во-первых, неправильная, во-вторых, нечестная.

— Чем же она неправильная, кроме того, что нечестная?

— Неправильная квалификация! — Вадим заговорил уверенным тоном профессионала, без эмоций, без улыбки. Сугубо по делу.

— То есть? — Следователь заинтересовалась.

— Машина действительно посольская. Но — посольства ФРГ, страны не социалистической. Имущество капиталистических стран, находящееся на территории СССР, рассматривается как частная собственность. Не государственная, а частная. Постановление Верховного Суда СССР от…

— Помню-помню. — Наталия Сергеевна, казалось, обрадовалась. — Согласна. Прозевала. Получается, что тогда это уже 144-я УК. Так?

— А як же! — вспомнив свою псевдоукраинскую бабушку Анну Яковлевну, улыбнулся Вадим.

— Однако, — следователь помрачнела, — вторую детальку мне не обойти. Обвинение я перепредъявлю, Степина отсеку, на 144-ю переквалифицирую, но прекращать — не могу.

— Только не забудьте, 144-ю, часть первую. Группы-то нет! — Вадим старался зафиксировать успех. Пусть его заслуга и была крайне мала, тетка сама оказалась и разумной, и порядочной, но лишний раз расставить все точки над „i“ было нелишним.

— Тещу будешь свою учить! — радостно захохотала Наталия Сергеевна, давая понять, что соглашение достигнуто.

— А из-под стражи до суда не выпустите? — с надеждой спросил Вадим.

— Наглеете, юноша, наглеете! — не переставая смеяться, охладила оптимизм Осипова следователь.

Через полтора месяца дело назначили к слушанию. Николай „шел“ один, по первой части 144-й статьи — „кража“, она же — тайное похищение личного имущества граждан. Там санкция предусматривалась уже не такая страшная — либо лишение свободы на срок до двух лет, либо исправительные работы — до года. Плохо только, что попало дело к молодому судье — Васе Кострикову. А молодые судьи — это беда…

Вадим пару раз участвовал в процессах, где Вася, тогда еще студент, сидел секретарем судебного заседания. В перерывах они бегали вместе курить, травили анекдоты. Несколько раз Вадим даже выручал Кострикова, давая ему свои старые курсовые, чтобы парню не париться, а „передрать и сдать“. По-простому.

На правах старого знакомого Осипов зашел к судье за пару дней до процесса. Так, потрепаться.

Костриков Вадиму обрадовался, выслушал поздравления с избранием судьей, махнул рукой — мол, фигня все это. Вадим заговорил о деле Николая. Вася слушал невнимательно, чуть ли не позевывая. Потом, перебив Осипова посередь фразы, спросил:

— Вадим, чего ты от меня хочешь? Чтобы я прекратил дело?

— Ты прекратить не можешь. Либо оправдать, либо посадить, либо — на доследование.

— Спасибо, товарищ педагог! — Костриков вовсе не обиделся, что Вадим указал ему на ошибку. — Доследовать здесь нечего, оправдать не могу, сам понимаешь, посадить могу — но ты этого не хочешь. Что пристал тогда?

— А ты дай ему исправработы, зачти время в СИЗО и отпусти из зала суда, — обнаглел Вадим.

— Говно вопрос! С прокуратурой я договорюсь, чтобы не опротестовывали. Но, знаешь, ты в процесс опоздай на часок-полтора.

— Зачем? — не понял Вадим.

— А затем, мой ученый друг, что наши с тобой отношения хорошо всем известны! Тебе разговоры лишние нужны? А я до твоего приезда все оформлю. Ну и, конечно, замечание тебе в протокол занесу. Так, чтобы суд уважал и не опаздывал! — Костриков заржал.