— Можно я тебя кое о чем спрошу? — Юра заробел.

— Да спрашивай. Я ведь по 49-й, все бесплатно! — решил подпустить иронии Вадим.

Но Юра напрягся:

— Я, когда выйду, заплачу.

— Брось! Я же шучу. На хрена мне твои деньги! Что я, думаешь, так просто коллеге-волейболисту помочь не могу?

— Ну вот, хоть какая-то польза от волейбола, кроме травм, — улыбнулся с облегчением Юрченко.

— Есть польза. Ладно, спрашивай, что хотел. — Вадим посмотрел на часы.

— Да нет, если торопишься, то не важно, Это так — личное.

— Спрашивай, спрашивай! — ободрил Осипов.

— А что ты в шахматах нашел интересного? Это же скучно.

— Как сказать, как сказать, — Вадим покачал головой. — Шахматы — это психология. Причем не твоя, а противника. Угадал, что у него на уме, — выиграл. Думаешь только о своих ходах и планах — проиграешь.

— Интересно, — протянул Юра.

— А еще я ими на жизнь зарабатывал. — Вадим улыбнулся чему-то далекому.

— Как это?

— Понимаешь, я учился в школе рядом с Гоголевским бульваром. А там ЦШК-ну, Центральный шахматный клуб. Так вот, старички-пенсионеры днем собирались на бульваре и играли в шахматы „по три рубля под доску“. Я снимал комсомольский значок, повязывал пионерский галстук, чтобы бдительность усыпить, и после школы приходил на бульвар. Подхожу, говорю: „Дяденька, а можно мне сыграть?“ Ответ стандартный: „Мы, сынок, на деньги играем“. Ну, я из кармана заготовленную трешку вынимаю, показываю: „Я знаю“. Первую партию выигрывал, чтобы своими не рисковать, потом проигрывал, чтобы не спугнуть. Дальше — три партии кряду брал и с девятью рублями — домой. Прикинь, сколько это за месяц получалось. — Вадим будто вновь переживал азарт одной из первых своих „операций по включению мозгов“.

— „А вы, батенька, жулик“, — к месту вставил Юрченко киношный штамп.

— Нет, Юра, просто выдумщик — Вадиму стало неловко за свою несдержанность.

— Выдумай что-нибудь для меня. — Осипов не услышал в голосе Юрченко никакого напора. Только тоску.

В дверь вошел конвоир, которого несколько минут назад вызвал Вадим, нажав кнопку „Вызов“. Каждый раз он ужасно боялся перепутать ее с соседней „тревога“, представляя, как врывается толпа вохровцев и, не разобравшись, для начала начинает мутузить его подзащитного…

— Постараюсь, Юра. Держись! — бодро закончил разговор Осипов, понимая, что придумать-то в данном случае ничего не удастся.

Недели через две к Вадиму в кабинет влетела секретарша:

— Вадим Михайлович! Сорок девятая по Юрченко у вас? Там пришли.

— У меня, Наташенька, у меня. Кто пришел? — Вадим удивился, что вышколенная Феликсом секретарь столь бесцеремонно прервала его разговор с клиентом.

— Говорит, что жена. Хочет оплатить. — Наташа посчитала, и справедливо, что если 49-я переходит в соглашение и клиент готов заплатить, то это, бесспорно; веская причина прервать беседу с персональным клиентом. Тот-то уж никуда не денется…

Вадим же подумал о другом. О том, что, слава богу, хоть вторая, неофициальная Юрина жена оказалась нормальной бабой и не бросила его в трудную минуту. Плохо только, что помочь он ни ей, ни ему не может.

Минут через десять перед ним сидела женщина — полноватая, с прической-начесом, говорившей о ней больше, чем даже полный комплект чешской бижутерии.