И он дал проводника, а точнее, сразу двух. Белый конский хвост, который
надлежало привязать к мачте судна, и одного из своих домочадцев, в чьи
обязанности входило объяснять любому судну гуннов о том, что именно в этих
водах делают чужаки, да еще с их талисманом на рее. Человек этот был
сморщенный, без возраста, выглядел как и все его сородичи. Со взглядом,
слишком презрительным, дабы его можно было счесть усмешкой, он отказался
уйти с палубы. Всю дорогу он провел на юте, завернувшись в полуистершуюся
волчью шкуру. Что он пил, никто так и не выяснил, питался же темными
полосками сушеного дельфиньего мяса, которое доставал из кожаной куртки.
Этот рацион ужаснул команду корабля.
- Дельфин... - сказали они Вергилию, - это же друг человека, а как
человек может есть своих друзей? Эти гунны, - решили они сообща, - верно,
не люди вовсе, а демоны.
Причал морских гуннов на острове Мариссиус пребывал в дреме. Угрюмо и
нечленораздельно проводник указал, где пристать. У берега было глубоко,
под водой тут находился кратер давным-давно затухшего вулкана, так что
птичья фигурка на носу корабля бросила свою тень не на прибрежный песок,
но на грубую гальку, на камни, поросшие сорной травой, и на обломки
давным-давно упавшей колонны.
Сквозь ушко в каменном столбе был продет перлинь, провожатый соскочил
на берег, возле корабля собралась небольшая толпа любопытных мальчишек и
старух - вот, собственно, и все, чем было отмечено прибытие чужаков в
пиратскую резиденцию.
Повсюду виднелись тенты и палатки, разбросанные вдоль берега, среди
кедровых и сосновых деревьев. Их, впрочем, было куда меньше, чем кораблей
в порту. Некоторые из судов стояли тут так давно, что двери на них
покосились, а на палубе успела прорасти трава. Мужчины среднего, самого
боевого, возраста сидели, привалившись к косяками дверей или к блокшивам,
и занимались тем, что затачивали концы абордажных крюков, да кое-какой
прочей неспешной работенкой, предназначенной скорее для того, чтобы просто
провести время. Впрочем, как заметили путешественники, вдобавок к своему
зрелому возрасту каждый из них имел какой-либо изъян, явно мешавший им
участвовать в битвах. Было тут и несколько стариков, но очень мало,
поскольку до преклонных лет гунны стараются не доживать, предпочитая
смерть в бою. Зато хватало старых женщин, и женщины эти выглядели
ужасающе: иссохшие, наполовину лысые, полунагие, с высохшими грудями,
которые постоянно выскакивали из-под одежды и скукоженно болтались, состоя
почти что только из одних сосков, громадных, темных, словно запекшихся.
Да, это была другая сторона жизни бандитов, ясно демонстрирующая их
отношение к таким вещам, как любовь, грация и красота.
Тут и там путешественники видели пленных, рабов, которые на мгновение
прекращали свои работы и глядели на них - пришельцев из давно забытого ими
мира, не казавшегося им теперь уже ни желанным, ни хотя бы взывающим к
мщению. |