|
Молоденькая служанка, сидевшая на траве возле кресла госпожи и державшая в руках пяльцы с длинной иглой, продетой сквозь недоконченную вышивку (изображавшую странную птичку сижант, сидящую на кучке хвороста), безучастно поглядела на Вергилия карими глазами. - Я понял вас, госпожа. Да, теоретически я могу изготовить зерцало. Но на деле, при нынешнем положении вещей, это невозможно. В отчаянии хозяйка сделала резкий жест руками, складки мантии чуть разошлись и открыли взгляду несколько дюймов каймы. Словно внезапная вспышка осветила угол, дотоле темный, - теперь у Вергилия был ключ к отгадке. Но улучшить его настроение это не могло - лучше и так было некуда. - Надеюсь, госпожа, - произнес он спокойно, - мой отказ не будет воспринят вами как отсутствие доброй воли с моей стороны. Отчаяние на ее лице мгновенно сменилось румянцем. - Нет, - пробормотала она, - нет, нет... к тому же - вы ели мой хлеб... пили мое вино... Снова что-то шевельнулось в его уме. - И не только здесь, - добавил он вполголоса. - Что? Он подошел ближе и заговорил так тихо, что услышать его могла только она: "_Я, изнывающий от жажды, пью воды памяти, пью из цимбал, ем из ладоней_..." Она, вспоминая, вздрогнула, лицо ее озарилось. "_В тот раз ты видел, и как ночью всходит солнце_, - тихо и медленно произнесла она. - _И Элевсийские мистерии (*1). Мы с тобой - брат и сестра, но мы_..." Она посмотрела по сторонам, протянула ему свою тонкую руку, и он помог ей подняться. - Не здесь. Они вышли из тени дуба и, миновав миндальные деревья, по кипарисовой аллее направились в дом. Руку Вергилия она не отпускала, держалась за нее, пока они не пришли в комнату, стены которой были обшиты тускло блестящим деревом; пахло здесь мускусом и мастикой из пчелиного воска, на стенах во множестве висели гобелены, изображающие грифонов и дракона, вся комната была в золоте и пурпуре, алых и малиновых тонах. Хозяйка села на кушетку, и, повинуясь ее жесту, Вергилий присел на мягкую крашеную овечью шерсть подле нее. - Теперь мы одни, - промолвила она, коснувшись холодными пальцами его щеки. - Я стану говорить с вами не как человек одного положения с человеком иного, но - как мистагог с мистагогом. Мне хотелось бы разговаривать вовсе без слов, без речи... _но только с помощью неизреченных тайн мистических существ, крылатых колесниц, слуг-драконов, брачного схода Прозерпины под землю, с помощью страстного желания отыскать свою дочь, посредством всех иных святынь, которые аттические посвященные скрывают пологом тайны_. - Да. Голос ее был так тих, что она и в самом деле говорила словно без слов и без речи. - Я ведь тоже мать, - выдохнула она. |
