Но тут наш спор оборвала машина-поливалка. Шофер провел ее рядом с тротуаром и обдал наши ноги хлесткими брызгами. Конечно же, нарочно! Чибис взвизгнул и подскочил. Ну да, он же отчаянно боится щекотки. Я погрозил вслед поливалке кулаком. Та нахально вильнула задом цистерны.
Чибис смеялся и махал в воздухе то одной, то другой ногой. Я тоже помахал. Влажную кожу так замечательно обдувало ветерком!
— Как ты думаешь, это было доброе или вредное дело? То, что нас обрызгали?
— Конечно, доброе! Шутка же! — решил Чибис.
— Тогда, может, астероид Юта пролетит мимо? Ну, тот, про который недавно голосили американские астрономы…
Чибис покивал.
— Да, знаю!.. Сегодня на православном занятии Бабаклара как раз про него спрашивал отца Бориса…
— Бабаклара? Он разве ходит на эти занятия?
— Иногда ходит. Говорит, ради интереса. Чтобы поспорить… Нынче спросил: «Отец Борис, эта Юта, она что? Наказание Господа или просто космический кавардак? Вляпает она в нас или пролетит?»
— А тот?
— Отец Борис говорит: «Уверен, что пролетит, Господь милостив…»
— На Бога надейся, а сам не плошай, — сказал я.
— А как тут «не плошать»? Молиться только… Не пошлешь ведь навстречу этой Юте ядерные ракеты, как в американском кино…
— Можно бы и послать, всем вместе. Лучше, чем воевать там и тут…
— Сейчас уже поздно. Денег не наскрести на это дело, мировой финансовый кризис… Клим, а ты почему не ходишь на уроки отца Бориса? Из принципа, или времени жалко?.. Он интересно рассказывает…
Я почувствовал, что надо отвечать честно. Не такой момент, чтобы изворачиваться и валять дурака.
— Чибис, ты вот очень боишься щекотки, да?
— Ну…
— А я очень боюсь боли и крови… Когда мне было пять лет, меня сильно покусали бродячие собаки. Накинулись почему-то… Следов не осталось, но боль запомнилась. И с-страх ос-стался… — (Это проснулось давнее заикание.) Понимаешь, теперь я даже не для себя боли боюсь, а вообще… Когда мушкетеры в кино втыкают шпаги в гвардейцев, я зажмуриваюсь незаметно… как дурак…
— Вовсе ты не дурак, — тихо сказал Чибис. — Но при чем тут отец Борис?
— Он-то ни при чем… Но когда рассказывают, как распинали Христа… гвоздищами… Я слушать про такое не могу. И на картинах не могу это видеть… Потому что беспомощный… У него такая боль, а я ничего не могу поделать, не могу заступиться. Будто виноват…
Чибис долго шагал молча. Чуть сутулился. Потом сказал, поддавая кроссовками снятый рюкзак.
— А ты… вот и рассказал бы про это отцу Борису.
— Нет, я про это никому… только тебе, первый раз…
Чибис покивал на ходу: понятно, мол. И встряхнулся, перескочил на другую тему:
— Книжку-то японскую не забудь завтра, ладно?
Поздно вечером собралась гроза. Я стоял у окна. Сначала пространство за раздвинутой рамой заполнилось глухой, как черная вата, мглой, в домах почему-то не горели окна, а на улице не стало автомобилей. |