Будь осторожен с этими существами. Победить их можно, но не мечом. Как, впрочем, и их повелителя. Багровое Око — не человек, не зверь, не дух, не демон. У него нет брюха, которое можно было бы распороть, или головы, которую можно было бы снести с плеч. На твоем месте я вообще не брала бы туда меч, но я знаю, ты не захочешь с ним расставаться…
— Еще бы! Свое верное оружие я, конечно, не брошу, если только не сойду с ума! — Конан погладил рукоять меча, висевшего за поясом. — На что-нибудь да сгодится!
Но чем же мне его уничтожить, если нельзя проткнуть брюхо или смахнуть с плеч его красноглазую голову?
— Если бы я знала! — горестно воскликнула Алмена. — Если бы это знал хоть кто-нибудь из тех, кого знаю я! Я посылаю тебя в неизвестность, Конан. Твоей крепкой руке и отважному сердцу очень пригодится ясная и холодная голова. И еще то, что можно назвать глубинным чутьем, голосом, идущим из тайников твоей натуры.
— Не знаю, как насчет тайников натуры, но голова меня обычно не подводила, — заметил киммериец.
— Надеюсь, не подведет и на этот раз. Вся моя надежда, Конан-киммериец, на то, что ты справишься. И наш с тобой мир не будет через несколько сотен лет напоминать пустую кожуру плода.
— Я справлюсь или умру, — очень серьезно ответил Конан. — Третьего быть не может.
— Я ни за что не послала бы тебя на битву с Багровым Оком, если бы не видела прежде твою ладонь, — сказала Алмена. — Умрешь ты в глубокой старости, до этого же совершишь много славных и не очень славных дел. Поскольку струсить и отказаться от битвы ты не сможешь, значит… все кончится хорошо.
— Но я не хочу умирать в старости! — поморщился киммериец. — Я ведь уже говорил тебе! Кстати, а собственную ладонь ты смотрела?
— Конечно, смотрела, — ответила женщина. — Но о моей ладони мы поговорим в другой раз. Я не сказала тебе самое важное, Конан. Если вблизи от Багрового Ока ты почувствуешь страх, тоску, отчаянье — ты погиб. Ибо это его пища. Как магнит притягивает к себе железо, он затянет тебя и проглотит. Радость, торжество, вызов, смех — все это будет защитой от него, будет твоим щитом. И еще одно, самое последнее: если ты почувствуешь, что он одолевает тебя, почувствуешь, что близка гибель, — представь меня в этот последний миг. Мое лицо, мои глаза, мой голос. Это очень важно! Обещай мне, что ты сделаешь так.
— Я обещаю тебе, — сказал Конан.
Алмена замолчала. Поняв, что напутствие кончилось, киммериец поднялся со своего каменного ложа и переступил с ноги на ногу.
— Ну, я пошел? — спросил он.
— Разве ты не хочешь подождать до завтрашнего утра?
— После того, что ты мне тут нарассказала?.. Я вряд ли усну сегодня. Либо мне будут сниться чересчур выразительные сны!
Алмена рассмеялась.
— Ну что ж, тогда собирайся! До моей сестры мы дойдем вместе. Отпускать тебя одного я не рискую: она довольно Шалая девчонка, и никто не знает, что может взбрести ей на ум в любой миг. К тому же, и это гораздо важнее: вдвоем с ней мне будет легче следить за тем, как продвигаются твои дела.
От мысли, что Алмена будет с ним рядом еще какое-то время, Конана захлестнула радость. О предстоящей ему страшной битве он пока старался не думать.
Пока они шли по лесной тропинке, направляясь к границе плато, он болтал что-то легкое и необязательное, сам себе напоминая незабвенного Шумри и втайне поражаясь собственной разговорчивости.
Глава 4. Сестры
Когда Конан с Алменой подошли к южному краю плато, уже вечерело. Розовые, лиловые и голубые краски незаметно вливались одна в другую на дне опрокинутой небесной чаши, переходящей вдали в суровую синь океана. |