Для надежности он поднес ко рту сжатый кулак и показал, что пьет. Он не знал, понимает ли Бонго его речь и мимику, но в, конце концов, зачем-то он был ему навязан в попутчики? Не просто же для красоты бежит рядом с ним этот зверь?

Бонго остановился и с достоинством огляделся вокруг. Принюхался, прислушался, развернув в разные стороны уши, затем широкими прыжками понесся вправо от тропинки, перепрыгивая овраги и одним махом взлетая на холмы. В ожидании его Конан присел в траву, сбросив с плеч дорожный мешок.

Он видел мелькающую серую спину то слева от себя, то справа, то дальше, то ближе. Волк оказался добросовестным и исследовал в поисках влаги каждый клочок земли. Неожиданно из небольшой ложбины, куда сунул свой нос Бонго, прямо из-под его морды взмыл в небо белый шар. Размером он был с три головы Конана, круглый, но не гладкий, с небольшими вмятинами и выпуклостями на поверхности. Впрочем, рассмотреть его как следует киммериец не успел: шар несся со скоростью выпущенной из лука стрелы и скоро растворился в белесоватом от зноя небе.

Проводив его глазами, Бонго вернулся к Конану, всем видом своим давая понять, что поиски его не принесли успеха.

— Ладно, — пробормотал киммериец, подымаясь с травы. — Будем надеяться, что дальше нам повезет.

Его позабавил взлетевший в небо странный шар, и он размышлял, что бы это могло быть такое: не птица, не бабочка, не оружие, не детская игрушка, не гриб, не цветок…

Шагов через триста им действительно повезло: Конан увидел человека. То был мужчина средних лет, по виду пастух или земледелец. Он что-то собирал в траве, то и дело нагибаясь и раздвигая ее руками. Заслышав шаги киммерийца, он выпрямился и обернулся. Казалось, появление Конана его ничуть не удивило, но вот на Бонго он посматривал с заметным изумлением и опаской. Конан вспомнил, как Алмена рассказывала ему, что на острове совсем нет хищных зверей.

— Не будешь ли ты так добр и не дашь ли мне напиться? — спросил его киммериец как мог вежливо.

Пока он не огляделся и не освоился в этом мире, лучше начинать с хороших манер. Поскольку такие интонации не были свойственны его голосовым связкам, он старался представить на своем месте Шумри. Как там говорил хитрый немедиец: «Добрый человек…»? Конан изобразил, как он отдувается от жары, вытирает пот с лица, а затем пьет крупными глотками, высоко задрав подбородок.

Незнакомец понял его, потому что взгляд его быстро скользнул к стоящей в нескольких шагах от него большой, оплетенной лыком бутыли. Он открыл рот, откуда посыпались отрывистые звуки, напоминавшие крики дерущихся птиц. К звукам он присоединил красноречивые жесты. Все это вместе не оставляло никаких сомнений: местный житель отказывал ему. Больше того, он гнал его прочь.

— Ты не понял меня, — сказал Конан, стараясь, чтобы из-под языка у него истекали мед и елей. — Я не сделаю тебе ничего дурного! Я чужеземец. На пути моем не встретилось ни одного источника, ни одного колодца. Разреши мне только утолить жажду, и я пойду дальше!

Незнакомец подхватил с земли свою бутыль и мешок, который он набивал чем-то сухим и мягким, и быстрыми шагами пошел в сторону, противоположную от тропинки, оставив киммерийца разочарованным и недоуменным.

— Надо было приставить меч к его глотке и гаркнуть: «Воды!!!» — проворчал Конан, обращаясь к Бонго. — Может быть, это бы подействовало.

Над головой у него раздался чей-то переливчатый смех.

— Подействовало, подействовало! — крикнул тонкий птичий голос.

Киммериец задрал подбородок. Локтях в двадцати над ним в воздухе парил шар, совсем такой же, что вылетел из-под носа Бонго, но только не белый, а светло-оранжевый. Присмотревшись, Конан увидел, что у шара было лицо, из растянутых губ которого доносился смех.