Их любовь была лишена поцелуев и слов, но чуткие, нежные и стремительные пальцы девушки, ее говорящие глаза, внимательное и вдохновенное тело вполне заменяли их.

После неистовых объятий, не в силах расстаться, разойтись по своим хижинам, они подолгу бродили вдоль берега, прислушиваясь к шорохам, посвистам, визгам и воплям ночных джунглей.

Однажды Айя-Ни, знаками велев Конану не дышать и двигаться как можно бесшумнее, привела его к месту, где на противоположном берегу любили отдыхать и утолять жажду крупные кошки — леопарды, пумы, пантеры, В густой темноте ярко светились их глаза, и это было дивное зрелище: словно зеленые звезды попарно скользили над высокой травой, издавая утробное, расслабленное рычание. Раза три Конан вместе с другими мужчинами племени уходил на охоту на крупных животных: слонов, носорогов, тигров. Шумри, остававшийся в селении, со смехом рассказывал потом приятелю, как тщательно следили женщины за тем, чтобы никто в отсутствии охотников ненароком не заснул (в тот же миг заснет на тропе ее муж или брат и не успеет увернуться от бивня или когтей зверя!), не споткнулся (охотник упадет на тропе!), не чихнул (в миг опасности чихнувший воин может не удержать свою душу, в испуге вылетевшую изо рта)… И строже всех следила за соблюдением этих правил Айя-Ни. Весь день, до самого возвращения охотников не выпускала она из крепко сжатой ладони каменный нож: что бы ни случилось, Конан не выронит свое оружие…

Как-то девушка спросила киммерийца, не хочет ли он поохотиться вместе с ней. Конан не имел ничего против. Только, предупредила она, охотиться они будут не топорами, стрелами или мечом, а с помощью Шохи.

— Что это? — удивился Конан.

— Увидишь, — засмеялась девушка. — Айя-Ни покажет тебе.

Они долго шли по еле видной тропинке, продираясь сквозь густые кусты, пока девушка не остановилась у толстого дерева с очень светлой и гладкой, похожей на кожу северянки, корой. Подняв с земли ветку, она несколько раз постучала ею по стволу. Неожиданно откуда-то сверху сбежал огромный паук. Величиной он был с добрую собаку, темно-фиолетовый, с жесткой шерстью на жутких конечностях, с когтями подлиннее собачьих.

Конан выхватил было свой меч, желая прикончить омерзительное создание на месте, но Айя-Ни схватила его за руку.

— Шохи, Шохи, это Шохи, — успокоительно повторяла она.

Киммериец с неохотной убрал меч. Такой подручный ему вовсе не нравился.

Девушка между тем вынула из плетеной корзины, которую несла с собой, крупную рыбу, лучшую часть своего утреннего улова. Она протянула ее пауку, нисколько не боясь его мощных челюстей, кривых когтей и больших восьмиугольных глаз с бессмысленным, как у всех насекомых, выражением. Паук схватил рыбу двумя лапами и на оставшихся шести быстро побежал вверх по стволу — видимо, прятать добычу в свое убежище.

— Шохи очень любит рыбу, — объяснила девушка. — Шохи не может сам ловить себе рыбу.

Спустя несколько мгновений паук вернулся. Он сбежал с дерева и быстро засеменил вперед по тропинке. Айя-Ни показала знаком, что нужно спешить за ним. Отбежав не слишком далеко, паук остановился, повернулся кругом, словно оглядываясь и примериваясь, затем стал плести паутину, вытягивая из желез на брюхе клейкую нить, застывавшую на воздухе. Совсем скоро между двумя деревьями по обе стороны тропинки выросла прочная серебристая сеть, надежно перегораживающая путь. Нити ее были очень тонки и почти невидимы.

Закончив работу, паук отбежал в сторону и затаился в кустах. Айя-Ни с Конаном последовали его примеру. Киммериец не успел даже соскучиться в засаде, как в силок уже попалась добыча. Молодая пантера, кравшаяся по тропе на согнутых лапах, принюхиваясь и прислушиваясь, не заметила серебристой сети и угодила в самый ее центр. Зверь был силен, он бешено извивался, работая когтями, клыками и хвостом, и, несомненно, порвал бы сеть, но паук выскочил из своего убежища, вцепился в жертву, превышающую его размерами в несколько раз, и вонзил в нее челюсти.