Глава 3. С помощью бури

Но как следует, отоспаться не удалось. Во всяком случае, Шумри. К монотонному реву водопада, не дававшему погрузиться в ласковый омут дремы, присоединилась какая-то необычная духота. Проворочавшись без сна на паре мягких шкур, немедиец поднялся с первыми лучами солнца. Его удивило, что к рассвету духота не уменьшилась.

Когда солнце поднялось над верхушками дальних деревьев, на небе показалось небольшое облако, густо-серое, похожее на плотно сжатый комок немытой овечьей шерсти. Оно на глазах увеличивалось в размерах, и Конан, встречавшийся с похожими явлениями в пустынях Турана, принялся быстро, хотя и без суеты, принимать меры. Прежде всего, из группы баобабов, среди которых они разбили свой лагерь, он выбрал самое низкое и толстое дерево. К его стволу он прочно примотал веревками пирогу и собранные в два дорожных мешка из кожи носорога вещи. Пока он с помощью Шумри занимался этим, туча выросла и закрыла половину небесного свода. Духота сменилась порывами резкого ветра.

Киммериец облачился в легкую, но прочную одежду из кожи, посоветовав Шумри сделать то же самое, нацепил на пояс меч и кинжал, на спину повесил лук со стрелами и дну из шкур, которые они употребляли в качестве подстилок. Затем, не жалея веревок, привязал напарника к тому же дереву, рядом с пирогой. Привязывать себя самого, без чьей-либо помощи, было довольно трудно, и он покончил с этим занятием, когда вокруг уже вовсю грохотало, ревело и заливало ринувшейся с небес водой.

То, что было маленькой тучкой, превратилось в дикого небесного зверя, в вопящую глотку разгневанного, либо пьяного вдрызг божества. Ветер стал ураганным. Он кружил, словно сорвавшийся с цепи мокрый пес, то и дело меняя направление. То влажные и упругие воздушные лапы давили в лицо киммерийцу, выжимали слезы из плотно зажмуренных глаз, то вдруг он напирал в спину, наваливался, рычащим дыханием обдавал шею, грозил расплющить о грубую кору дерева.

Река ревела, пенилась, и невозможно было различить границу между ее белесыми валами и падающей с небес завесой дождя. От непрерывных раскатов грома лопалась голова. Конан с ужасом слышал то справа, то слева от себя треск, а затем похожий на глубокий вздох мокрый шорох — то падали вывороченные с корнем деревья, столетние баобабы, чьи стволы могли бы обхватить, взявшись за руки, лишь два-три человека.

Всем своим телом киммериец чувствовал, что и их дерево, кряжистый великан, потрескивает и вздрагивает в объятьях ветра, готовое разделить судьбу сдавшихся товарищей. Подобно тем мифическим гигантским существам, которые где-то в толще земли держат на плечах весь груз мира, Конан изо всех сил напрягал мускулы рук, плеч и спины, стараясь удержать дерево, не дать ему рухнуть. Босые его ступни чувствовали, как рвутся под землей со звонким стоном, словно струны, могучие корни…

Даже могучее тело варвара не способно было выдерживать подобные усилия долго. Конан стал уставать. Апатия овладела им. От мокрой, облепившей грудь кожаной одежды тоскливый холод подкатил к сердцу.

К счастью, устало и пьяное божество. Все реже, все слабее доносились с взлохмаченного неба его проклятия и ругательства. Стена дождя иссякла. Ветер, словно собака, тонко чувствующая настроение хозяина, перестал бесноваться, улегся, свернувшись калачиком, на мокрой и грязной земле. Буря утихла так же быстро и резко, как и началась.

Плохо повинующимися пальцами Конан распутал узлы веревки и отлепил тело от жесткой коры. Сбросив с себя мокрую кожу и размяв онемевшие мышцы рук и ног, он с наслаждением подставил плечи под лучи вернувшегося светила и огляделся вокруг.

Шумри, с прибитыми к темени мокрыми волосами, обалделый и оглушенный, также благополучно справился со своими веревками и опустился прямо в траву у подножия дерева.