Но когда, спустя некоторое время, Алмена протянула ему один из них (вторым угостив Конана), он с изумлением увидел, что из зеленого он стал желто-розовым, увеличился в размерах, а под его зубами брызнул сладким соком. Мельком Шумри отметил, что киммериец, к счастью, не заметил превращения плода, иначе у него был бы повод опять грозно свести брови и с отвращением рявкнуть: «Магия!»
Путь был недолгим. Вскоре Алмена остановилась и гостеприимным жестом обвела поляну с небольшими пригорками, поросшими мхом, с пересекающим ее наискосок ручьем, впадающим в небольшое озеро. Дубы, платаны и вязы бросали на траву широкие острова тени. Обвитые плющом невысокие скалы и золотистый песок на берегу придавали месту особенно живописный и уютный вид.
Алмена подвела путников к озеру.
— Наверное, вы не часто купались, хотя и путешествовали по воде, — улыбнулась она. — Могу вас заверить: ни крокодилов, ни кровожадных рыб здесь не водится. После купания можете набросить на себя это, — она указала на два куска светлого полотна, такого же, из какого было сшито ее платье, лежащие на траве. — А я пока соберу ваш ужин.
Конан огляделся по сторонам.
— А где же ты живешь? — спросил он.
— Здесь, — просто ответила женщина. — У меня немало мест, где я остаюсь подолгу. Это — одно из самых любимых.
— Где же твой дворец? Или дом? Или, по меньшей мере, туземная хижина?..
Алмена рассмеялась. Смеялась она легко и охотно, словно второй ручей, звеня, прокатывался по поляне.
— Это и есть мой дворец. Я очень богата — у меня десятки прекрасных дворцов, каждый из которых не похож на другие. Или суровый киммериец не привык спать под открытым небом?
— Я-то привык, — усмехнулся Конан. — Но ведь ты женщина. Твоя кожа бела и нежна. А москиты? А змеи? Дожди?..
— Москиты и ядовитые змеи здесь не водятся. А если вздумают поселиться, им придется изменить свои привычки. Дождь бывает редко. И то, если я его об этом попрошу.
Она махнула рукой, давая понять, что покидает их, чтобы они, не смущаясь, могли погрузить в озеро пыльные и потные тела.
Глава 3. Гадание
— Клянусь Кромом, — сказал киммериец, выходя и воды и закутывая в белое полотно, на манер тоги, мощные плечи. — Если она и чародейка, то очень странная. Ни разу не встречался мне маг, который спал бы на траве и обходился без слуг и рабов.
— Она не чародейка, — откликнулся Шумри. Голос у него наконец прорезался, но выражение глаз было, словно у грезящего наяву. — Если она говорит, что не использует магию, значит, так оно и есть.
— Так кто же она?
— Исчезающая в Свете, она ведь сказала…
Конан фыркнул.
— Замечательно объяснил! Не чародейка, не демоница, не дух, не призрак… Что-то исчезающее! Но при этом, — он усмехнулся, — ее стройное и белое тело ступает по земле не хуже, чем у ее более обыкновенных подружек! И вряд ли превратится в туман, если его потрогать.
— У нее нет подружек, — рассеянно возразил Шумри. — И я не уверен, что у тебя с ней что-нибудь получится.
— Посмотрим, — лаконично ответил киммериец.
Конан догадывался, что вряд ли на ужин им будет подано дымящееся жаркое или нежная печень дикой свиньи. Но, тем не менее, увидев на расстеленном на мху куске синей ткани груду разноцветных фруктов и ягод, из которых больше половины были ему незнакомы, он растерялся.
— Извини меня, прекрасная госпожа. Но я привык каждую еду не начинать, а заканчивать подобной пищей.
— Извини и ты. |