Сейчас же стояла перед Пафнутьевым бледная тень прежнего Худолея, и ее единственное преимущество перед прежним Худолеем заключалось в трезвости. Очень сомнительное, между прочим, преимущество - грустно думал Пафнутьев, глядя на поникшего эксперта.
- Ну, что ж, - сказал он. - Если тебе так больше нравится.., стой. Порадовать пришел?
- Нет, Павел Николаевич... Огорчить.
- Ну, давай... Огорчай. Опять, наверно, что-нибудь пропало?
- Пропало.
- Что на этот раз?
- Взрывчатка.
- Какая взрывчатка? - встрепенулся Пафнутьев. - Да сядь ты уже, ради Бога, не могу я смотреть, как ты стоишь и раскачиваешься!
- Может быть, я и раскачиваюсь, Павел Николаевич, может быть... Но не от пьянства, - с назидательной горделивостью произнес Худо-лей. И добавил еще более назидательно:
- Вот так.
- Если бы ты знал, как я сожалею о прежних временах, когда ты раскачивался от пьянства!
- Я тоже о них сожалею... Но это была молодость, Павел Николаевич.
- Тогда все прекрасно! Молодость вернется" Худолей.
- Вы думаете? - с надеждой спросил эксперт.
- Уверен. Давай подробности - что, где, когда, сколько?
- В нашей кладовке, если вы помните, лежат, вешдоки... Вещественные доказательства, другими словами...
- Да знаю я, что такое вещдоки! - с раздражением воскликнул Пафнутьев. - Дело говори!
- Во время обыска, если вы помните, были изъяты взрыв-патроны... Упаковка... Двенадцать штук...
- Ну? - произнес Пафнутьев, охваченный дурными предчувствиями. Он прекрасно помнил эти роскошные, красивые в своей убойной мощи патроны, изготовленные в какой-то чрезвычайно развитой стране. В цилиндр размером с телефонную трубку были вмонтированы часы, которые позволяли устанавливать время взрыва. Пришел ты, к примеру, в кабинет к плохому человеку, изловчился, сунул ему в тумбочку, в корзину для бумаг, в книжный шкаф, в холодильник, в портфель, под креслом выискал симпатичное местечко - и ушел. А ровно через два часа с четвертью, или через час с половиной - как ты сам того пожелаешь, раздается мощный взрыв, от которого мало что уцелеет. Дом, конечно, уцелеет, но от кабинета и его обитателя останутся одни воспоминания. Упаковку таких патронов удалось изъять во время одного из обысков в коммерческой палатке, торговавшей поддельной водкой и отвратительной бельгийской колбасой. Теперь Худолей докладывает, что патроны пропали. А Пафнутьев сам на них глаз положил, уж больно они ему понравились, и подумал он, преступно подумал о том, что патроны эти могли бы в трудную минуту очень пригодиться.
- Значит, так... Открываю я сейчас дверь... В порядке была дверь, замки не повреждены, следов отжима нет, да там и невозможен отжим, и в кладовке все в порядке... А пакета нет.
- Но его же невозможно унести в руках!
- Почему? - слабо улыбнулся Худолей. - Очень даже запросто. Этот пакет и в сумку поместится, и в портфель, а если завернуть его в газету, то он вполне сойдет за связку книг, коробку от обуви. И потом, знаешь... Он же мог их по одному выносить, если так легко в кладовку проникает.
- Так, - крякнул Пафнутьев. - Так, - повторил он, положив тяжелые кулаки на стол. - Когда у тебя пропала фотопленка, мы знали кого подозревать, правильно?
- Знали, - кивнул Худолей.
- Кого подозреваем сейчас?
- Паша, - Худолей решился, наконец, назвать Пафнутьева по имени, как он называл его в прежней своей плохой и недостойной жизни. - И тогда, и сейчас проделал свой... Наш.
- С ключами у тебя порядок?
- Паша! - Худолей прижал к груди худенькие голубоватые ладошки. - Как перед Богом!
- Не надо так высоко... Опустимся пониже... Кто знал об этих прекрасных патронах? Ах, какие были изделия! - сам себя перебил Пафнутьев. |