– А как себя ведут при хорошей жизни?

– При хорошей жизни, Паша, этот снимок можно поместить в семейный альбом. А если человек держит его в качестве брони… То к этому человеку надо присмотреться. Что тебе и предстоит сделать. – Гордюшин приподнялся со своего кресла, взял у Пафнутьева из рук фотографию и, достав из стола фломастер, обвел радостную физиономию на снимке красным кругом, а потом круг еще и пересек крестом. – Так он выглядит в оптический прицел. Кстати, он уже мелькал в оптическом прицеле, но…

– Но? – подхватил Пафнутьев.

– Ему везло. Он вообще везучий. Был.

– Почему был?

– Потому что я в тебя верю.

– Спасибо, – кивнул Пафнутьев. – Приятно слышать. Хотя бы на прощание.

– Не надо, Паша, меня дурить. У нас с тобой всегда было все в порядке. Разве нет?

– Было, – опять кивнул Пафнутьев. – Думаешь, стоит взяться?

– А почему бы и нет? – весело спросил прокурор. – Почему бы и нет, Паша?! Я ведь всех наших перебрал, пока тебя пригласил.

– Значит, выбор пал на меня?

– Да, Паша! Да!

– Почему?

– Знаешь, ответ очень простой… Они все робкие.

– А я?

– А тебе по фигу. Ты помнишь, какой первый вопрос задал сейчас вот, за этим столом?

– Конечно, нет.

– Ты спросил – не президент ли будет твоим клиентом. Когда я услышал эти твои слова, у меня отпали все сомнения.

– Надо же, – пробормотал Пафнутьев, поднимаясь. – Я возьму этот снимок?

– Конечно! Он твой.

– Снимок?

– И снимок, и этот тип. Его зовут Лубовский Юрий Яковлевич.

– Да уж знаю, личность известная, популярная, можно сказать, знаменитая. Страна знает своих героев.

– Когда я предупреждал тебя насчет газет, я имел в виду и радио, и телевидение, и народную молву.

– Понял. Когда?

– В понедельник утром на проходной в Генеральной прокуратуре тебя будет ждать пропуск. Не знаю, примет ли тебя Генеральный, но кто то из высоких чинов, естественно, захочет с тобой побеседовать. Получишь справку, материал собран большой, подробный…

– Но недостаточный?

– Да, все, что собрано… Пустовато. Юрий Яковлевич… Очень осторожный человек. Практически он не оставляет следов.

– Так не бывает. Если он не оставляет следов, значит, их нужно искать в другом месте.

– Я рад, Паша, что у тебя уже есть план действий.

– Ха! – сказал Пафнутьев и, положив фотографию в свою папочку, медленно, будто все еще хотел о чем то спросить, вышел из кабинета.

***

Странные какие то посиделки получились у Пафнутьева в этот прощальный вечер. Вроде и не произошло ничего печального, озадачивающего, но все чувствовали – с другом происходит нечто важное, непредсказуемое. Шаланда сидел, уставившись в телевизор и подперев кулаками щеки. Худолей нашел в шкафу Халандовского альбом с изображением скифских сокровищ и листал его медленно и безразлично. Причудливые золотые вещицы, изображавшие оленей, нисколько его не трогали, похоже, он их даже не видел.

А сам Халандовский… Нет, не носился он, как обычно, между кухней и комнатой, не кричал, не топал ногами радостно и жизнеутверждающе – передвигался размеренно, даже раздумчиво, что для него было уж совсем необычно. Мясо? Да, было пышущее мясо из духовки, мясо, от которого распространялся совершенно непереносимый дух специй. И водка была, заиндевевшая большая бутылка прямо из морозилки, и громадная жаркая ладонь Халандовского, как обычно, отпечаталась на ней во всех подробностях, со всеми линиями сердца, ума, любви, с бугорками Венеры и Юпитера, с возрастными пометками и настораживающими пересечениями линий…

Но и мясо, и эту бутылку он расставлял на столе с какой то обреченностью.