– Ты хочешь сказать…

– Да, Паша. Именно это я и хочу тебе сказать. Откажись, Паша, пока не поздно. Откажись. Я не говорю, что он тебе не по зубам, он не по зубам нашему правосудию. Лубовский прошел хорошую школу и никогда ни перед чем не останавливался. Следы, которые он оставляет после себя, зачищают лучшие юристы. Свидетели или замолкают, или исчезают.

– Навсегда? – уточнил Пафнутьев.

– Да, Паша, навсегда. Кстати, нечто похожее происходило и с некоторыми следователями, которые пытались… В общем, которые пытались.

– Надо же, – озадачился Пафнутьев. – Прямо монстр какой то.

– Паша, монстр – это Чебурашка по сравнению с ним. Просто Чебурашка из мультфильма. Шаланда, скажи!

Шаланда, не торопясь, заглянул в свой стакан, убедился, что он пуст, и, отставив его подальше от себя, поднял на Пафнутьева печальные глаза.

– На мой взгляд, Паша, в нашем городе столько работы, столько работы для тебя, а преступников… так их вообще с каждым годом все больше. Они плодятся, Паша, как… как…

– Как кошки, – подсказал Худолей.

– Думай, Паша, думай, – сказал Халандовский.

– А чего думать, – фыркнул Пафнутьев. – У нас еще полбутылки на столе.

– Не о том думаешь, Паша, – обидчиво проговорил Халандовский. – У нас еще и в холодильнике кое что осталось. Не переживай, это мои проблемы. Ты вот со своими разберись.

На какое то время за столом наступило молчание. Что то дожевывал Худолей, потом Халандовский решил наполнить стаканы, и он их наполнил бестрепетной своей мохнатой рукой, Шаланда тяжко и шумно вздыхал, склоняя голову то к одному плечу, то к другому, и только Пафнутьев, казалось, был беззаботен – он аппетитно закусывал, укладывая укроп и петрушку на горячие еще куски мяса, потом молча допил оставшуюся в своем стакане водку, выразительно посмотрел на Халандовского, дескать, пора наливать.

И тот послушно разлил по стаканам остатки водки.

– Между прочим, – неожиданно оживился Халандовский, – его фамилию иногда произносят как Дубовский, имея в виду не слово «дуб», как некоторым может показаться, намекают на слово «дубина». А дубина, Паша, это оружие. Безжалостное, всесокрушающее, всесминающее оружие. Это не тонкий изящный ножичек, это не молчаливая пуля, не аристократический яд… Это дубина, Паша, которая проламывает черепа и крошит ребра.

– Ишь ты, – проговорил Пафнутьев с набитым ртом. – Надо же.

– Хорошо, скажу. – Поставив локти на стол, Халандовский некоторое время сидел молча, уставившись в тарелку. – Если ты так хочешь, пожалуйста… Он мне звонил.

– Кто? – спросил Пафнутьев.

– Лубовский. Он уже знает о тебе. Он знает о тебе больше, чем ты о нем. Твое досье, Паша, у него на столе. Он, Паша, уже назначил человека, который будет тобой заниматься. Но я этого человека не знаю.

– А с Лубовским ты знаком?

– Да, Паша. И достаточно давно. Мы с ним когда то начинали с наперстков, потом у нас было спортлото, какая то благотворительная лотерея… Мы с ним даже книжки издавали, но пролетели на реализации. Нас кинули. Потом он кинул меня, но я не обиделся, это было нормально. Так было принято в начале девяностых.

– Но ты ведь его не кинул?

– Я глупее, Паша. Тогда же наши пути и разошлись.

– Ему повезло больше? – спросил Шаланда.

– Не уверен, – ответил Халандовский, не отрывая взгляда от своей опустевшей тарелки.