И в конце обязательно добавлял:
— Встречаемся во вторник в лесу Ла-Мюэт.
В тот же вечер вся равнина между Отрюи, Одвилем, Питивье и Шатийон-ле-Руа оказалась охвачена огнем. Пожары внезапно вспыхнули на мельницах и амбарах, стоявших возле одиноких ферм и маленьких хуторов. Началось все рядом с Боле, где разом запылали полдюжины стогов гражданина Морена. Лишь только зарево окрасило горизонт, как загорелись мельницы в Анорвиле, Эзервиле и Лоленвиле. Затем настал черед ферм во Френе, Моншарвиле, Пинонвийе, Конпюи, Формарвиле, откуда огонь на востоке добрался до Вьеви. На севере пылали Шинарвиль, Инвиль, Аржевиль, Бузонвиль и Барберувиль. На юге — от Муанвиля и Битри до Гранж-де-Бурро, Меллере и Сервенвийе, находившихся в полулье от Питивье.
Урожай более тридцати ферм и двести пятьдесят мельниц пылали одновременно, освещая зловещим пламенем равнину, над ней поднимались клубы черного едкого дыма, в котором чувствовался резкий запах соломы, приводивший в ужас любого земледельца. Издалека слышались крики и свист, были видны люди, убегавшие через поля, но никто не осмеливался остановить их — поджигателей было слишком много, в отблесках пламени сверкало оружие, громко раздавался клич, приводивший крестьян в ужас:
— Фэнфэн!.. Фэнфэн! Банда поджигателей!
Соломенные крыши некоторых домов вспыхивали, стоило на них попасть нескольким искрам. В этом краю не было ни ручьев, ни рек, а колодцы достигали в глубину тридцати-сорока метров, и вокруг раздавались душераздирающие крики и отчаянные проклятия несчастных людей, которые не в силах были остановить огненный поток, уносивший их добро.
В это время Фэнфэн стоял у окна замка Жуи и созерцал зарево пожара, демонически хохоча и потирая руки:
— Ну-с, господа, надеюсь, впредь это отучит вас оказывать мне сопротивление. Припомните-ка Монгон и Эзервиль… Еще немного, и вы станете совсем ручными. Я довольно мягок — всего лишь немного огня в качестве предостережения… Надеюсь, вы хорошо усвоите урок…
Во вторник вечером, когда напуганные крестьяне, дрожа, глядели на почерневшие руины и боялись выходить из уцелевших домов, оборванцы по приказу Фэнфэна собирались в лесу Ла-Мюэт. Они подходили, оживленно беседуя и таща за спиной мешки с провизией, которую удалось без труда изъять у местных жителей. У каждого нашлось что рассказать о вчерашнем погроме. Все смеялись над отчаянием крестьян и радовались нищете, в которую повергли целый край. Когда все собрались, появился Главарь, которого встретили бурными аплодисментами и радостными воплями. Оборванцы всегда были рады устроить резню и пытать огнем свои жертвы, чтобы вырвать добычу, но, кроме того, они были просто одержимы страстью разрушения, а Главарь накануне дал выход их дурным наклонностям и устроил настоящий праздник.
Вокруг костров, пылавших в чаще как напоминание о вчерашней потехе, царило веселье. Ничто не указывало на то, что банда совсем недавно потерпела поражение, что трое товарищей и куча денег попали в лапы жандармов. Зная, что Фэнфэн не оставит этого просто так, все готовились к кровавой мести.
Увидев, что почти все оборванцы собрались, Фэнфэн посмотрел на Батиста Хирурга, совещавшегося со своим приятелем, папашей Элуи, и подозвал его:
— Батист, подойди!
Хирург еще не успел напиться. В плаще из грубого синего сукна, в сапогах с кистями и треуголке он выглядел как зажиточный поселянин.
— Здравствуй, Главарь! — сказал он, почтительно снимая шляпу.
— Здравствуй, Батист!
— Чем могу быть полезен?
— Скажи, Хирург, не мог бы ты при помощи какого-нибудь снадобья заставить в течение суток заболеть, и очень сильно, женщину примерно шестидесяти лет?
— Конечно, Главарь! Пара пустяков. А потом она должна умереть или выздороветь?
— Умереть! А если пошлют за врачом, он не должен догадаться, в чем дело. |