— Это не портит ее редкой красоты, она — ваш портрет в молодости! — галантно добавил аббат.

— При этом Валентина сознательно скрывает не только красоту, но и ум. С видом плакучей ивы она отвечает лишь «да» и «нет», «ах, как прекрасно», «возможно», «мне так кажется». Словно какая-нибудь простушка в бакалейной лавке. А ведь она может блеснуть умом, если захочет!

— Но, дитя мое, то, что вы говорите, слишком серьезно. Повторяю, я ничего не замечал.

— Что делать? Боже мой, что делать? — воскликнула графиня. — Ведь если она будет упрямиться и отталкивать виконта, которому мы стольким обязаны, ему все это надоест, и тогда…

— Надо напрямик спросить Валентину, и сделать это внезапно, чтобы не дать ей времени на размышления.

— Вы правы, — сказала графиня, дергая шнурок колокольчика.

Появилась Мадлена.

— Чего надо, мадам? — спросила особа, позабывшая даже те простейшие правила хорошего тона, какие еще недавно с таким трудом удерживала в своей упрямой крестьянской голове.

— Однако, дитя мое, — возмутилась графиня, — в вас, кажется, больше глупости, чем простоты. Придется заняться вашим воспитанием. Попросите мадемуазель Валентину немедленно спуститься ко мне. Ну же! Поспешите!

Оторопевшая Мадлена бросилась бежать, позабыв закрыть дверь, ввалилась в комнату Валентины, словно в трактир, и выпалила:

— Мадемуазель, ваша матушка графиня говорит, чтоб вы пошли с ей поговорить. Мадам с господином кюре, то есть аббат, они… Ой, не могу больше! Господи, это ж надо какая я тут несчастная!

Валентина, которую это путаное сообщение невероятно позабавило, улыбнулась и спустилась в гостиную.

Аббат усадил девушку в кресло напротив ярко пылавшего камина, взял понюшку табаку, с наслаждением втянул ее и внезапно спросил:

— Ну, дорогая, когда же свадьба?

— Какая свадьба, дядя?

— Ваша, моя красавица, никакая другая свадьба нас не интересует.

— Как можно позже, дядюшка!

— О! Вот уж странные для девушки речи!

— Не знаю, что говорят или думают другие, но я и так счастлива.

— Это правда?

— Я никогда не лгу.

— Разве вам не нравится претендент на вашу руку?

— Лучше сказать: «желающий им стать», это не одно и то же.

— Пусть так! Поскольку виконт де Монвиль попросил чести стать вашим супругом, то для всех нас было бы важно узнать о ваших намерениях.

— Виконт просил вас поговорить со мной?

— О нет! Мне кажется, он уже достаточно большой мальчик, чтобы самостоятельно вести свои дела.

— Тогда, дядюшка, вы более любопытны, чем он… и я. А поскольку виконт ни разу не спрашивал меня об этом, я никогда всерьез не задавала себе этот вопрос.

«Черт! — подумал аббат, вертя свою табакерку. — Неудачное начало разговора. Эта девчонка вертит мною как хочет».

Госпожа де Ружмон недовольно поджала губы, щелкнула пальцами, поднялась, затем снова села, собираясь вмешаться в разговор.

— Но все же, — продолжил старик, — с отвращением или с радостью вы смотрите на заключение этого союза?

— Вам нужен прямой ответ?

— Да!

— Хорошо! Эта мысль приводит меня в отчаяние.

— Ах, боже мой! Я так и знала, — растерянно воскликнула госпожа де Ружмон.

— Значит, господин де Монвиль вам не нравится?

— Он меня пугает!

— Но ведь он хорош собою, благородного происхождения, умен, бескорыстен, он воплощенная деликатность.