Я умираю, посылая ему мое благословение и умоляя Господа простить мне мои грехи…

Начертано и подписано моей кровью.

— А теперь, — сказал судья, потрясая перед убийцей бумагой, на которой пылали алой кровью буквы, — будете ли вы отпираться? Попытаетесь ли снова обманывать тех, для кого ваше присутствие — хуже, чем оскорбление, чем позорное пятно…

— Пошел вон! — страшным голосом крикнул Жан. — Убирайся, иначе я боюсь, что забуду о том, кто ты и кто я… И тогда тебя не спасет прощение жертвы, которую я горько оплакиваю!

Услышав эти слова, бандит разразился злобным смехом. Поняв, что с него сорвали маску и он окончательно пропал, негодяй приблизился к окну, выходившему на подъемный мост.

— Вы отпускаете меня… Вы совершаете ошибку! — сказал он резко. — Я же не буду так глуп, как вы… когда вы окажетесь в моей власти! Я приговариваю вас к смерти! Да, я убью вас всех — всех, кто здесь находится! Берегитесь! Я все еще Фэнфэн, и вы увидите, как Фэнфэн умеет мстить!

Затем он распахнул окно настежь, но никто не двинулся с места. Он добавил:

— Сегодня умрет моя первая жертва.

Он выхватил пистолет и, направив его на Валентину, выстрелил с криком:

— Она будет моей или умрет!

Затем вскочил на подоконник, спрыгнул на мост и бегом бросился через равнину, в то время как отчаянные крики наполнили гостиную, где еще звучало эхо выстрела.

ГЛАВА 17

Неистовствуя от пережитого унижения, Главарь поджигателей бросился прочь, хрипло выкрикивая проклятия:

— Смерть всем! Всем!.. Мерзавцы дорого заплатят за мой позор!.. Их ждет огонь, как того парижского шпиона!.. Тысяча чертей! От Ружмона не останется камня на камне!

Все это время проклятая жеманница и мерзавец Жан дурачили меня! Они посмели заманить меня в ловушку и вышвырнуть, как лакея! Только графиня, безмозглая кукла, да старый перечник аббат ни о чем не подозревали. Валентина спаслась на этот раз, но я убью ее не дрогнув, хоть и люблю больше жизни!

О, месть!.. Месть!.. Я выжгу Бос дотла! Имя Фэнфэна будет наводить ужас на двадцать лье в округе!..

Изрыгая проклятия, разбойник мчался не разбирая дороги и наконец почувствовал некоторое облегчение. Мало-помалу он начал приходить в себя.

Фэнфэн был предусмотрителен и хорошо понимал всю опасность своего теперешнего положения. Он больше не мог прикрываться именем Монвиля и действовать открыто. Возможность выступать в двух обличиях, что до сих пор составляло его главную силу, была безвозвратно утрачена. С этого дня дворянин становился разбойником, вынужденным прятаться как дикий зверь.

— Ну что ж!.. — сказал он. — Я был и остаюсь Фэнфэном.

Тут ему вспомнились слова Жана:

— Я слежу за тобой уже триста ночей…

Значит, все тайны банды раскрыты. Фэнфэн вспомнил, что встречал Блэрио и Питуа ночью и днем, в лесах и на равнине, и только теперь догадывался об их уме, силе и выносливости. Они охотились и валили деревья, словно настоящие лесорубы или браконьеры, но не прекращали выслеживать банду. Наверняка все тайники, где можно укрыться, теперь известны, и они безжалостно пустят по следу поджигателей неутомимую погоню.

Итак, отныне нигде нельзя чувствовать себя в безопасности. На счету каждая минута, нужно успеть всех предупредить.

Выйдя на дорогу, Фэнфэн по привычке направился в сторону замка, возведение и обустройство которого стоили немалых денег. До сих пор он жил там в роскоши, как настоящий дворянин, но дольше оставаться в Жуи стало невозможно.

Что ж! Уж если он покушался на жизнь Валентины, которую безумно любил, то без малейших колебаний сотрет с лица земли и замок.