— Перестань!

— Я буду хорошей, послушной, стану совсем незаметной…

— Ты что, решила взбесить меня? — воскликнул разбойник, внезапно теряя терпение и занося руку.

— Ударь, если это принесет тебе облегчение, мучай, если это тебя успокоит. Убей, если моя смерть нужна тебе, но позволь любить тебя, Франсуа! Я не прошу ни взгляда, полного обычной нежности, ни слова участия, брошенного как кость голодной собаке. Для меня и этого было бы слишком много. Только не гони меня! Я не пророню ни слова, не заплачу, если прикажешь, буду веселиться. Рядом с тобой я и так весела. Я стану вещью, для которой почти не нужно места…

Фэнфэн с суровым видом слушал эти страстные речи и рассеянно бросил:

— Ладно, ладно, Роза, ты славная девушка…

— Правда? Ты действительно так думаешь? — воскликнула молодая женщина, чьи глаза сверкнули как два черных бриллианта. Ее грудь затрепетала, и щеки внезапно залились румянцем. — Я хоть что-то значу для тебя! Франсуа, видишь, я обезумела от счастья!.. Ты не ударил меня, выслушал… Благодарю тебя!

Пока Роза говорила, разбойник медленно опустил руку. Девушка страстно схватила ее и прижала к губам. Фэнфэн, несколько успокаиваясь, равнодушно позволил ей это и, все еще занятый своими мыслями, не заметил Кривого, который изменился в лице от ярости. Кипя от ревности, он бродил вокруг с перекошенным ртом и диким взглядом.

Роза не выпускала руку Фэнфэна и ласково прижималась к нему, не обращая никакого внимания на недавнего любовника, которого возненавидела с того дня, когда под действием гнева и вина, наполовину добровольно, наполовину вынужденно уступила ему.

Кривой, полагавший, что покорил девушку и отныне будет безраздельно властвовать над нею, несказанно удивился, когда красотка прогнала его из своей постели и потребовала немедленно прекратить преследования. Когда же неудачливый ухажер попытался протестовать, Роза тут же прервала его:

— Ты получил женщину, но потерял подругу. Ты украл меня у себя самой, я больше не хочу тебя знать.

Кривой вышел из себя и решил, что имеет полное право не обращать внимания на подобные глупости.

Роза, к чьим достоинствам никогда не относилось терпение, ответила парой звонких пощечин, которые доставили большое удовольствие присутствовавшим при этом зрителям.

Бандит, взбешенный полученным отпором, решил восстановить свой авторитет силой.

— Ах, чертова девка! — взревел он, побелев от гнева. — Вот получишь хорошую трепку, тогда посмотрим, что ты запоешь! Вмиг станешь как шелковая!

С любой другой девицей из банды подобным обращением можно было бы добиться чего угодно. Побои они воспринимали как знаки внимания и охотно покорялись тому, кто умел вовремя всыпать как следует, о чем свидетельствует история отношений Рыжего из Оно и Дылды Мари.

Но Роза была не из тех, кто согласен терпеть издевательства какого-то жалкого оборванца. Если бы еще он был так же силен, как Толстяк Нормандец, Жан Канонир или Драгун из Рувре! Когда Кривой бросился на нее с поднятым кулаком, Роза отступила на два шага, выхватила из кармана один из тех маленьких пистолетов, с которыми никогда не расставалась, и спокойно выстрелила. Она не очень умело обращалась с оружием, и пуля лишь слегка задела ухо бандита. Но тот оказался труслив как заяц и, перепугавшись, отступил, зная, что у Розы был и второй пистолет.

Оборванцы, все сильнее приходя в восторг от этой сцены, вносившей хоть какое-то разнообразие в обычные развлечения, улюлюкали вслед Кривому и осыпали его шутками, непристойность которых заставила бы покраснеть взвод драгун.

Кривой, столь же жестокий, сколь и трусливый, иногда испытывал страшные приступы ярости, граничившие с безумием, во время которых бился в конвульсиях подобно эпилептику, а затем впадал в полную прострацию.