В те времена над людьми состоятельными постоянно висела угроза. Новый хозяин Монгона напрасно стенал, жалуясь на тяжелую жизнь, и твердил каждому встречному и поперечному, что покупка усадьбы совершенно истощила его кошелек. Ему не верили, и стоило кому-нибудь заговорить о Пьере Лежене, как все с понимающим видом подмигивали: «А парень-то наш не промах!»

Убийство в Тупике произвело на хозяина Монгона особенное впечатление, ведь его жилище тоже находилось на отшибе. Поэтому он тотчас принял необходимые меры, чтобы отразить возможное нападение. Возчики укрепили поперечные брусья ворот, кузнец обновил засовы и пришедшие в негодность болты. Вокруг ограды убрали все валявшиеся чурбаны, которые можно было использовать как таран, и каждую ночь во дворе перед воротами стали ставить телегу, нагруженную камнями. С наступлением темноты все обитатели фермы собирались за прочной оградой, которая после укрепления стала напоминать крепостную стену. Как большинство жителей Боса, Пьер Лежен страстно любил охоту, тем более что до Революции занятие это считалось сложным и опасным. Став владельцем фермы и избавившись от страха нарушить привилегии сеньора, он открыто завел два двуствольных ружья, которые теперь висели над большим очагом рядом с огромной солдатской винтовкой, которую он получил в управлении округа, когда записался в национальную гвардию. Ружье было и у пастуха, бравшего его с собой в ночное, чтобы оборонять стадо от двуногих и четвероногих мародеров. На всякий случай фермер раздобыл еще два ружья крупного калибра. Пуль не было, и ружья заряжали шляпками от гвоздей, которыми кузнец подковывал лошадей. Вооружив всех мужчин и превратив ферму в маленькую крепость, Пьер Лежен установил ночные дежурства, заставив каждого работника поочередно нести караул.

Разумеется, фермер не делал тайны из своих приготовлений, напротив, он даже преувеличивал их, надеясь, что осведомители донесут об этом бандитам. Был ли в этом смысл, неизвестно. Может быть, напротив, от столь солидных приготовлений аппетиты разбойников разыгрались еще больше. Как бы то ни было, бандиты, уповая на численный перевес и страх, внушаемый именем Фэнфэна, решили напасть на ферму в ночь с 23 на 24 ноября. К тому же слухи, ходившие в округе, были им на пользу. На памяти бандитов еще ни одна ферма не смела оказывать сопротивление. Послушные и беззащитные словно овечки, работники покорно давали себя связать, совершенно не заботясь о хозяевах, которых бандиты могли вволю поджаривать, выпытывая, где спрятаны кубышки.

Однако Рыжий из Оно, принявший на себя командование в отсутствие Главаря, на этот раз решил взять на дело самых опытных бандитов, чтобы разом покончить со всеми обитателями фермы и, завершив грабеж, как можно скорее скрыться.

Разбойники договорились встретиться в Тресонвильском лесу. Отряд, состоявший из тридцати человек, бесшумно приблизился к стенам Монгона. Было десять часов вечера. Казалось, все вокруг спали. Тучи затянули небо, а луна, точнее, тонкий ее серпик, еле-еле освещал окружавшие предметы, не позволяя разглядеть, что скрывается за их размытыми очертаниями.

Кривой из Жуи, которого не раз привечали на ферме, прекрасно знал расположение всех строений и бесшумным волчьим шагом обошел вокруг ограды. Шепотом доложив лейтенанту, что вокруг все спокойно, он сообщил, что, к большой досаде, обитатели фермы убрали на двор все телеги и повозки, не оставив снаружи даже рухляди.

— Черт с ними! — ответил Рыжий. — Мы и так сумеем высадить ворота и ворваться в дом. Они не верят в свои силы и помирают со страху. Мы перехватаем их без всякого шума, еще тепленьких.

Проходя через деревушку Тресонвиль, бандиты на всякий случай прихватили два лемеха от плуга — самое подходящее орудие, чтобы прошибить ворота. Рыжий из Оно приказал Шелудивому Жану и Андре Беррийцу, бывшим каменщикам, проделать дыру в ограде, сложенной из мягкого пористого известняка на жидком растворе.