— Можно еще остаться единственным живым существом на планете. Чтобы даже амеб не было… Одни пески вокруг. И стать истоком новой жизни, умерев в какой-нибудь с трудом найденной луже.

Странно, никто не смотрит на меня осуждающе. Все согласны со мной. Это тоже неплохой вариант.

Когда сеанс заканчивается, и мы выходим в теплый, пахнущий ирисами и выхлопными газами вечер, Юрико останавливается у ограды клиники, закуривает Hi-Light и говорит мне:

— Я встретила Акихико.

Акихико — это ее приятель, худой как щепка парнишка, недавно закончивший какой-то частный университет. Акихико ходит в нашу группу. Вернее, ходил. Он пропустил уже три сеанса, считая сегодняшний. Сам я с ним не очень близко сошелся, не то что Юрико. Они-то почти ровесники и с одинаковыми сдвигами. Неудивительно, что быстро подружились. Психам как никому другому нужны единомышленники.

— Как он? — вежливо спрашиваю я, хотя такое понятие, как «вежливость», мы уже давно снесли на помойку. — Почему не приходит больше?

— Не знаю. Он так и не сказал. Намекнул только, что нашел другую группу.

Мимо нас, застегивая на ходу ветровку, проходит психолог, который проводит наши встречи. Глядя на него, можно подумать, что он-то и есть самый безнадежный клиент в группе психологической поддержки.

— Ты расстроена? — спрашиваю.

Юрико пожимает плечами:

— Ушел и ушел, чего мне расстраиваться… Вид у него был странный. Глаза бегают… Сам будто травы накурился… Только он траву не курит, я знаю.

— Может, начал.

Я говорю просто для того, чтобы что-нибудь сказать. На самом деле жизнь Акихико меня не волнует. Если вдуматься, то меня вообще ничто больше не волнует. Я хочу остаться последним человеком на Земле. Но такой радости мне не будет, так что и по этому поводу я сильно не переживаю.

Юрико стряхивает столбик пепла на еще теплый асфальт. Ветер тут же слизывает серый цилиндрик с земли.

— Да нет, тут что-то другое… Не понимаю, почему он мне ничего рассказал. Мы вроде договорились друг другу помогать. Что за секреты?…

— Ты тоже хочешь уйти из группы?

— Не знаю… Если найду что-нибудь получше, то, наверное, уйду. Здесь ловить нечего. Если, конечно, ты на самом деле не желаешь стать нормальным.

— Ты не желаешь стать нормальной?

— Конечно, нет, — фыркает она. — Для чего? Чтобы до самой смерти за прилавком стоять? «Что ты делала всю жизнь, Юри? — Продавала таблетки от кашля». Круто!

— Тогда зачем ходишь сюда?

— А где еще меня будут слушать?

За низкой оградой ходят люди. Огромное количество людей, сплошной поток. Я думаю о том, что максимум через сто лет все те, кто сейчас прошел мимо нас, будут мертвы. Такие мысли часто приходят в голову, когда я, например, еду в метро или в автобусе. Стою, смотрю на битком набитый вагон и понимаю, что через определенный промежуток времени ни одного из тех, кто сейчас дремлет, нажимает на кнопки телефона, читает комикс или просто уставился в черноту за окном, не будет в живых. Через сотню лет содержимое этого вагона полностью обновится. Как протухшая вода в чашке. Вылил, налил снова и порядок… В такие минуты мне кажется, что я еду в вагоне, набитом скелетами.

— А ты зачем сюда ходишь, Котаро?

— Чтобы было, куда ходить.

Больше мы не разговариваем. Молча доходим до станции Юракутё и прощаемся до следующей среды.

Меньше всего мне хочется возвращаться домой. Но это единственное, что мне остается.

Я живу в небольшой квартирке на четвертом этаже сюкуся.