Кто-то скажет, что я в тупике. И я с ним соглашусь.
Так проходит неделя. За ней еще одна. Каждый новый день — точная копия предыдущего. Время в этом доме остановилось. Где-то там, в другом мире, жизнь идет своим чередом. Люди ходят на работу, радуются успехам детей в школе, напиваются, получают повышение по службе, ходят в кинотеатры, экономят деньги, к чему-то стремятся, чего-то ждут, от чего-то убегают. Здесь, словно на огромной глубине, вязкая тишина, мрак и полное отсутствие движения.
Я все реже выхожу из комнаты. Исключение — вечера, когда мы с Такэо отправляемся на очередное собрание группы. Зачем я хожу туда — не знаю. Мне все кажется, что вот-вот смогу что-то сделать. Смогу как-то его остановить. У меня нет никакого плана, нет никакой идеи. Но просто сидеть в своей комнате, когда он отправляет очередного парня вскрывать себе вены, я не могу. Я хожу с ним на эти чертовы собрания и жду, не подвернется ли шанс все исправить. В общем, то же бездействие но с другим, более приемлемым для совести названием — ожидание. Но кто знает, вдруг действительно у меня будет шанс?…
Иногда с нами ходит Юрико. Она сидит вместе со мной за пределами освещенного круга, в полутемном углу и просто слушает откровения потенциальных самоубийц. Лицо у нее при этом отсутствующее. Лишь когда в разговор вступает Такэо, она немного оживает. Ровно настолько, чтобы достать из кармана пилку для ногтей и начать полировать ногти.
Что-то с ней не так, понятно. Но вот что именно? На этот вопрос я ответить не могу. Зомбирование — вот первое, что приходит на ум. Улучив момент, когда мы остаемся в гостиной дома одни, я спрашиваю у нее:
— Отец хоть знает, что ты жива и здорова?
— Да, — неохотно отвечает она. — Я ему звонила. Все в порядке.
— Почему ты не сообщила мне, что встретилась с Такэо? Я поднял на ноги полицию, сам чуть с ума не сошел… Неужели было так трудно позвонить или написать?
— Нет, не трудно.
— Тогда почему?
— Такэо просил этого не делать.
В ее голосе не больше жизни, чем в рыбе, вытащенной из кипятка.
— Какого черта, Юрико? Я думал, что мы с тобой друзья. Ты сама говорила. Друзья так не поступают.
— Я знала, что мы скоро встретимся, — она смотрит в сторону.
— Зачем ты вообще с ним связалась?
— С Такэо?
— Да, да!
— Тебе не понять… Во всяком случае, пока. Может, придет время, и ты присоединишься к нам.
— К кому это, к вам?
— Такэо сам тебе все расскажет, когда сочтет нужным…
— Пошел он в задницу! Я хочу услышать от тебя. Почему ты с ним? Что происходит? Кто — вы? Ты и он? Или есть еще кто-то?
Она отворачивается.
— Он что, и тебе промыл мозги?
Она смотрит под ноги.
— Не молчи, Юрико, прошу тебя! Ответь мне. Объясни, почему ты не обратилась в полицию? Почему ничего не сказала мне? Что тебя связывает с этим психом?
Она резко вскидывает голову:
— Он не псих, не смей так о нем говорить!
— Да очнись же! Он самый психованный псих из всех психов! Он убийца, неужели ты не понимаешь?!
— Не смей! — кричит она.
Я хватаю ее за плечи и как следует встряхиваю. Я ору ей в лицо:
— Он убийца! Как ты не понимаешь?! Самый настоящий убийца!
Она вырывается. Я не успеваю ничего сообразить, как ее кулак врезается мне в лицо. Верхняя губа лопается, как переспелая вишня. Во рту солоноватый привкус крови.
— Заткнись, идиот! — визжит Юрико. — Заткнись!
На пороге гостиной появляется Муцуми. |