Паркер исчез за дверью и вернулся с огромной связкой ключей.

— Ключи от храмов все помечены, милорд. А лодку вы найдете на берегу у храма Флоры.

Старый конюх долго смотрел вслед гостю. На глади озера играли солнечные лучи. «Этот лорд Пауэрскорт, — отметил он про себя, возвращаясь в дом, чтобы сообщить Мейбл последние новости, — не из тех, кто легко сдается».

Пауэрскорт не спеша бродил вдоль озера. Где-то здесь, возможно, хранится ключ к разгадке ужасных событий, обрушившихся на дом Харрисонов. По этим тропам проезжал на своем пони старый мистер Харрисон, сопровождаемый верным Паркером. У этих храмов он останавливался, доставал походный стол и думал, пытался разгадать тайну, над которой ныне ломал голову Пауэрскорт. В этих храмах старик, возможно, писал письма своим осведомителям в Германии, а затем посылал Паркера отправить их, чтобы не возвращаться с ними в большой дом. И там же в храмах он читал полученные ответы, а потом возвращался в Блэкуотер и после ужина заводил с сестрой разговор о заговорах и тайных обществах. Старый мистер Харрисон обнаружил связь между событиями в Германии, возможно в Берлине, и трагической гибелью одного из членов его семьи, которая ослабила позиции его банка.

Пауэрскорт вошел под гулкие своды Пантеона. Статуи словно дразнили его. Мы-то знаем, что мы — боги, казалось, говорили они. А ты — всего-навсего смертный, обреченный до скончания лет странствовать во мраке невежества. Буфеты и скамейки у окон в коттедже не хранили никаких тайн. Солнце заливало храм Аполлона, и свинцовая статуя античного героя блестела в его лучах. Пауэрскорт еще раз постучал по металлической статуе — точно так же он стучал и по другим статуям — мраморным, но так и не услышал ни разу глухого звука, который бы указал, что внутри скрывается тайник. Казалось, само озеро смеется над ним и с высоты своей вековой мудрости потешается над его невежеством.

Возле храма Флоры, статуи которого также отказались выдать свои секреты, Пауэрскорт обнаружил лодочный сарай. Когда-то давно в Кембридже Пауэрскорт увлекался греблей и еще помнил азарт гонки и радостное ликование, когда нос твоей лодки ударяет о корпус той, что впереди. Но сейчас за его лодкой гнались только легкие волны. Он привязал лодку к дереву, росшему у воды, и отправился обследовать остров.

Это был очень маленький остров, всего семьдесят ярдов в длину и пятьдесят в ширину. Вдоль берегов росли деревья, скрывавшие от посторонних глаз небольшую поляну. Внезапно Пауэрскорту послышался голос сивиллы из шестой книги «Энеиды»:

«Золотая ветвь и золотая листва — в самый раз для семьи банкиров», — подумал Пауэрскорт и огляделся в надежде увидеть темные деревья с золотой листвой. Он и впрямь обнаружил темное дерево, но оно было старым и сухим и оказалось полым внутри. Пауэрскорт на удачу просунул руку в дупло. Сверху лежали листья и комья земли, а под ними — что-то твердое. Он смел перегной и обнаружил, что дупло перегорожено доской, наподобие плохо пригнанной дверцы. Пауэрскорт попробовал сдвинуть ее, но она не поддалась. Тогда он попытался поддеть ее самым большим ключом на связке Паркера — внушительным орудием более двух футов длиной. Раздался треск, потом скрежет, и дверца открылась. Пауэрскорт заглянул внутрь. Верх небольшой камеры был закрыт полотенцами. Их было почти полдюжины. Он представил, как экономка в Блэкуотере, недосчитавшись пропажи, роется в кладовой, сверяется по книге и жалуется всем, кто соглашается ее слушать, на постоянную пропажу полотенец.

Под полотенцами лежал небольшой черный металлический ящик для документов, запертый на большой замок. Он извлек ящик из тайника и увидел на боку надпись — «К.